Не успел Нафаня официально короноваться на главной площади перед дворцом, как представители Дворянского Совета явились "пред светлыя очи нашего нового владетеля-радетеля" и поставили его перед фактом - теперь настала его, Нафтанаила, очередь обеспечить страну наследником, дабы не прервался славный род Медведей.
Слова Совета заставили юного Нафаню задуматься - получается, что скоро должна быть свадьба, а ведь он так и не нашел девицу, достойную его возвышенных романтических чувств. Пребывая в смятении из-за необходимости выполнить долг перед страной с одной стороны и душевных чаяний - с другой, он повелел устроить бал и пригласить на него благородных девиц на выданье, надеясь, что Судьба поможет ему сделать выбор.
И она помогла, можно даже сказать, сделала это за него. Судьба носила звучное имя Газелия Сапатос, имела осиный стан, волосы цвета воронова крыла и бросала на него поверх веера то томно-нежные, то страстные взгляды. Первый раз за всю его жизнь, проведенную в практически невинных мечтаниях, Нафтанаила швыряло то в жар, то в холод от одного только прикосновения к ручке волоокой красавицы. Через полчаса робких попыток общения3 он твердо знал, что влюблен! Навсегда и на веки вечные! Его Муза услышала мольбы и спустилась с небес, дабы облегчить тяжкое бремя правителя. Не теряя ни минуты драгоценного времени, царь, начисто игнорируя этикет, по которому полагалось просить руки девицы у ее родителей три раза, дожидаясь ответа по неделе минимум, а лучше - по две-три, и только после трехкратного согласия официально объявлять о помолвке и свадьбе, сделал предложение самой Газелии прямо посреди бальной залы, припав к ее ручке и успешно вызвав у нее обморок.
Как выяснилось позже, в обморок упала не только избранница монарха, но и половина благородных дам, ближе всех находившаяся к парочке в этот знаменательный момент - от зависти, разочарования и желания отомстить знойной выскочке. Но Нафтанаил не замечал ничего вокруг, он бережно поддерживал свою невесту и пребывал в мире грез.
Члены Совета были не менее возмущены, чем женская половина благородного общества. На утро следующего дня они явились к царю, упрекая его за скоропалительное решение и настоятельно рекомендуя обратить свой монарший взгляд на девиц из более знатных и благородных семей, чем "этот безродный выскочка из Каррагона, охмуривший наивную младшую дочь барона Тигриса Требзона - таким здесь не место!". Ну или хотя бы пойти по официальному пути испрошения руки у ее родителей4. Но влюбленный государь, нашедший свой идеал во плоти и крови, не желал ничего слушать.
Под аккомпанемент зубовного скрежета почти всех благородных семейств5 через неделю после скоропалительной помолвки была сыграна не менее скоропалительная, но пышная свадьба.
Реальность, наступившая после торжества, несколько обескуражила Нафтанаила. Его жена, его Муза оказалась весьма требовательной персоной, которая, казалось, каждый день изобретала новые капризы, чтобы сделать его жизнь еще более трудной, практически невыносимой. Ей совершенно не хотелось слушать романтические стихи, сочиненные мужем в перерыве между приемом иностранных послов, или гулять с ним по дворцовому парку под луной, воображая себе далекие миры, полные волшебства и чудес. Пышные балы и многодневные праздненства, турниры, состязания трубадуров в любовной песне, показы моды дальних стран, пиры с многократными переменами блюд, одно вычурнее и экзотичнее другого, да новые драгоценности - вот и все, что интересовало новоиспеченную царицу.
Днём.
Ночью же, оказавшись в постели с Нафтанаилом, с непривычки изрядно устававшим за день, проведенный в государственных заботах, ей хотелось нескончаемых плотских утех. Раз пять для разминки, в разных позах. Нетрудно представить себе, что Нафтанаил на одном только энтузиазме (а это все, что у него оставалось после долгого дня) попросту не мог обеспечить жену желаемым, и после третьего раза он обычно крепко засыпал сразу, как только прекращал двигаться. После трех месяцев подобных пыток количество повторов любветворения сократилось до одного, что просто не могло устраивать его знойную во всех отношениях жену. А так как она была хоть и горячей, но верной супругой, то излишнюю энергию, не растрачиваемую ночами, выплескивала на мужа в виде... истерик.
С утра до вечера, порой в самые неподходящие моменты, вроде дипломатических переговоров с соседними странами о взаимном ненападении, ему приходилось выслушивать ее жалобы на то, что ее жизнь стала серой и скучной, муж не оказывает ей должного внимания, "тряпки и цацки" приелись, пения трубадуров набили оскомину, а на состязантов турниров противно смотреть, от них несет пОтом, а от ее фрейлин, этих глупых хихикающих куриц, нет совершенно никакого толка.