Срочно требуется...

— Что это?.. — лукоморец обернулся в поисках консультации у хозяина, и тут же из ночи материализовались и набросились на него черными молниями четыре громадных волкодава.

С радостным лаем, словно после долгой разлуки увидали, наконец-то, любимого родственника, и исступленно крутя хвостами словно пропеллерами, исключительно живые и чрезвычайно здоровые псы закинули на плечи лукоморца массивные лапы и полезли целоваться.

С изумлением Иванушки размерами могло померяться только аналогичное чувство хозяина любвеобильных зверей.

— Ты… Вы… Кусать?.. Это… как?.. Это?.. Эй!.. Вы чего?..

— Фу, кыш, кыш!.. Кыш, кому говорят!.. Хорошая собачка, хорошая, только облизывать меня не надо!.. Кыш, отойди, потом, кому говорят — потом!..

— ПОШЛИ ВОН, ИДИОТЫ!!! Яростный рев Вранежа сделал бы честь целой стае волкодавов.

Смущенные псы быстро опустились на все лапы, оставив гостя в покое, робко попались проделать ту же операцию с непонятно отчего разъярившимся хозяином, но в свете волшебного светильника увидели выражение его лица и передумали.

Обманутые в лучших чувствах, друзья человека огорченно переглянулись, пожали плечами и понуро отправились патрулировать другой конец усадьбы.

— А… про собачек вы мне… ничего не говорили… — рассеяно заметил Иванушка, утирая рукавом с физиономии следы бурной собачьей радости.

— А… чего про них… говорить… они же… н-не кусаются… с-собаки… — процедил Вранеж таким тоном, что на мгновение царевичу показалось, будто тот сам готов сию минуту броситься вслед удалившимся барбосам и лично перекусать их всех.

Почудилось ему, или в голосе головы сквозило, как ураган через разбитое окно, разочарование?

Хотя, если бы он доверил свое имущество сторожевым псам, а они бросились лобызаться с первым встречным, еще неизвестно, что бы почувствовал он.

— Вот для воров сюрприз бы был, — пошутил Иван, чтобы отвлечь хозяина от неприятных размышлений.

— И для воров тоже, — прорычал глухо голова и, не говоря больше ни слова, потопал к черному ходу.

От двери для прислуги ключ у него тоже был, и стучать и будить весь дом, как опасался Иванушка, им не пришлось.

Пройдя, не останавливаясь, мимо череды закрытых дверей — то ли чуланов, то ли каморок слуг, они завернули за угол и оказались перед лестницей, ведущей вверх.

— Нам туда, — коротко мотнул нечесаной головой Вранеж и, не дожидаясь реакции лукоморца, пыхтя, отдуваясь и придерживаясь рукой за перила, пошел вперед.

— Эй, вы! Стойте! Руки вверх! Стерлядь… то есть, стрелять будем!.. — донесся снизу дробный топот подкованных сапог и грозные окрики, когда они уже почти поднялись до второго этажа.

— Делом своим займитесь, болваны! — не останавливаясь и не оборачиваясь, рявкнул чиновник в пролет, и грозный топот, достигнув подножия лестницы, смущено перешел в неуверенное топтание на месте.

— Хозяин?.. Это вы, хозяин?..

Голова раздраженно фыркнул, не удостоив бдительных слуг иным ответом, и молча продолжил свой путь к раскулачиванию.

«Хм-м…» — мысленно нахмурился Иванушка, снова прокручивая в памяти рассказ Кыся. — «Что-то я не припомню, чтобы речь шла о чем-то подобном… Они же обнаружили деньги в подвале… И даже вход в него был с этажа первого… Да и странный бы это был подвал, если бы в него заходили со второго этажа… Или он хочет сначала показать мне что-то еще?.. Награды? Картины? Семейные реликвии? Интересно, у него есть семья? Я ведь даже не поинтересовался… Как неловко… Надо будет внимательно посмотреть и не торопить его, а то получится ужасно бестактно … Подумает, что меня кроме денег в нем ничего не интересует. Я не должен быть таким корыстным и бесчувственным. Ведь он раскаялся, признал свою неправоту, захотел помочь нам после стольких лет службы Костею… Это мужественный поступок, достойный уважения. Значит, в нем еще оставалось что-то доброе и человечное, что бы Сеня ни говорила. И своей заботой и пониманием я должен протянуть ему руку помощи, показать, что у него есть друзья, которые его поддержат в трудную минуту и оценят его решение… И мало ли, что он мне всё равно не нравится. Предрассудок это. Необоснованная предвзятость. Дурацкий каприз. И мне должно быть стыдно.» Восхождение их закончилось на третьем этаже.

Перешагнув через свернутую колбасой дорожку неразличимого в темноте цвета, они повернули налево, миновали несколько комнат с негостеприимно заколоченными дверями и, наконец, остановились у самой последней.

Покопавшись в нагрудном кармашке кафтана, Вранеж извлек маленький медный ключик, привычным движением прижал дверь коленкой, открыл замок и повернул вниз изогнутую кокетливой волной ручку.

— Прошу, — угрюмо проронил он и, не оглядываясь по сторонам, решительно двинулся к дальней стене.

Комната наверняка служила кабинетом если не чиновнику, то предыдущим хозяевам дома.

Она была небольшой — квадрат метров в пять со сторонами из застекленных книжных шкафов от пола до потолка и массивным и неприступным, словно крепость, письменным столом посредине — и абсолютно не походила на хранилище сколько-нибудь заслуживающей упоминания суммы. Может, Вранеж вкладывал все деньги в книги?