Срочно требуется...

Иванушка открыл глаза, и едва не вскрикнул от неожиданности: он лежал на большой груде человеческих костей разных размеров, конфигураций и назначений, а перед самым его носом стояли три старика в странных полукруглых ребристых шлемах, в передней части которых горело по толстой белой свече. Ростом они были с трехлетнего ребенка, и были бы похожи друг на друга как братья-близнецы, если бы не цвет бород и подобранные им в тон каски. Рыжебородый старик носил каску красную, старик с бородой цвета свежей соломы — желтую, а цвет головного убора седобородого деда было под слоем грязи и пыли не разобрать, но царевич рискнул бы и поставил сто рублей, если бы они у него были, на белое.

«Ну, и кто тут к нам в гости незваный пожаловал?» — строго прищурил соломенные брови старичок в желтом шлеме.

— Я?.. К вам?.. В гости?.. — проявил чудеса сообразительности Иван, недоуменно хлопая белесыми ресницами. — Из…вините… Не помню… Вообще-то, меня городской голова… бывший… Вранеж… к себе в дом пригласил… обещал показать, где спрятаны деньги и ценности…

«И ты, как про деньги да ценности услыхал, задрав штаны бежать кинулся», — неодобрительно закончил за него рыжий дед.

Иванушка хотел гневно опровергнуть невысказанное обвинение симпатичных, в общем-то, пенсионеров в корыстности и сребро-, а также злато— и самоцветолюбии, но врожденная честность заставила его прикусить на языке едва зародившийся ответ и пристыжено кивнуть. Ведь именно за несказанными сокровищами привел его в свое потайное подземелье раскаявшийся градоначальник.

«Чистосердечное признание не освобождает от наказания», — сурово нахмурил брови и непреклонно изрек седобородый.

— Наказания?! — не столько возмутился, сколько изумился Иван. — За что?! «За жадность», — в голос приговорили старички.

— За… что?!.. За… Но я никогда… Никто не может назвать меня… Я вовсе не… Это несправедливо!!!

«Несправедливо?» — недовольно переглянулись деды.

«Что он имеет в виду?»

«Никто еще не называл нас несправедливыми!»

«Выкрутиться хочет, хитрюга.»

«Зная, кто мы такие?»

«Люди… Лукавое алчное трусливое племя, что с них взять.»

«Соврут — недорого возьмут, это верно.»

«А, может, он и впрямь не врет?»

«А коровы летают!»

— Извините, что прерываю… — вежливо, но твердо вклинился в обсуждение своего и своих соплеменников морального облика царевич, — но мне хотелось бы указать на некоторые неточности в ваших умозаключениях. Во-первых, я не знаю, кто вы такие. А, во-вторых, не все люди — обманщики. Подавляющее большинство — искренние, правдивые и благородные! А то, что вы огульно осуждаете всех из-за промахов немногих, характеризует с невыгодной стороны вас самих! Посмотрите, даже Вранеж, уж на что был личность неприглядная, а и то устыдился своих дел, осознал ошибки и захотел отдать честно наворованные сокровища городу! А вы говорите — алчные!.. Да как вам не стыдно!..

«Тихо, тихо, тихо, вьюноша!»

«Ишь, раскипятился, как трехведерный самовар!»

«Ты на нас-то не кричи, да не поучай — мы на свете…»

«В мире, ты хочешь сказать.»

«Ну, да… Со светом тут негусто… В мире мы подольше твоего уж, поди, существуем.»

«Это нам тебя поучать надобно.»

«Получше некоторых, небось, знаем, кто лжец, кто храбрец, а кто жулик и пустозвон.»

Иван неохотно замолчал, обиженный, но непереубежденный.

— Вот и смотрите хорошенько, прежде чем незнакомого человека охаивать, — сурово буркнул напоследок он.

Старички усмехнулись, снова переглянулись, словно читали по глазам друг друга неизвестно какие мысли, пожали плечами, кивнули и… пропали. Такого от них Иванушка ну никак не ожидал.

Он приподнялся, походя удивившись, что после падения с такой высоты у него ничего не сломано и даже не болит, покрутил головой сначала направо-налево, потом — на все триста шестьдесят градусов, на случай, если коварные деды задумали играть с ним в прятки, или шаловливый сквозняк просто задул их свечки и оставил всех впотьмах…

Нет.

Тишина кругом.

Никого и ниче…

Дверь!

Там, шагах в десяти от него, где секунду назад, он мог бы поклясться, была абсолютная и кромешная тьма, появился подсвечиваемый изнутри контур чуть приоткрытой двери!

Не мешкая, царевич вскочил на ноги и бросился к своей находке, пока она не передумала и не исчезла бесследно, как загадочная троица, но, похоже, на этот счет можно было не волноваться. Дверь дожидалась его со стоическим терпением, словно всю свою дверную жизнь она провела именно в этом месте и в этом качестве, и ближайшие несколько сотен лет менять свои планы не собиралась.

Не удосужившись нащупать ручку, если она и была, что не факт, лукоморец просунул пальцы в брызжущую светом щель и потянул на себя. Дверь неожиданно легко подалась, он по инерции сделал шаг вперед, споткнулся обо что-то, бросившееся ему навстречу, упал, хотел подняться — и остолбенел.