Срок

– Нет, – ответила она немного погодя. – Через несколько часов после того, как мы отвезли папу в больницу, Гэри умерла прямо здесь. Это было пару дней назад. Она похоронена на заднем дворе. Вы, должно быть, видели другую собаку.

– Это была Гэри. Я видела ее рваное ухо.

Опять повисла странная тишина. Затем мы обе поднялись со ступеньки, попрощались и разошлись. На полпути к дому я притормозила. Бабушка Поллукса однажды сказала ему, что собаки бывают настолько близки с людьми, что иногда, когда приходит смерть, собака вмешивается и принимает удар на себя. Собака может уйти из жизни, заняв место хозяина. Я была почти уверена, что Гэри сделала это ради Роланда, а затем посетила магазин, чтобы сообщить мне об этом.

* * *

В остальном мире ситуация не успокоилась – положение оставалось нестабильным. Путем простого повторения наш высший выборный чиновник вдалбливал людям в мозги ложные представления, которые многие принимали за правду. Неизвестные полицейские хватали протестующих в Портленде прямо на улице и бросали в фургоны для допроса. Стало известно, что даже кошки живут в состоянии хронической шизофрении. По мере приближения осени и выборов у нас усиливалось ощущение, что мы спускаемся по крутому склону навстречу неизвестной судьбе – может быть, наступит облегчение, а может быть, все станет еще хуже. Число смертей от ковида зашкаливало и продолжало расти. Наша страна ползла вперед, облачившись в скорбь. Повсюду раздавались возгласы паники. Все казалось ненастоящим. Все постоянно перестраивалось. Некоторые городские парки Миннеаполиса стали лагерями бездомных. В некоторых из них царило беззаконие, там всем заправляли торговцы секс-услугами. В других лагерях предпринимали отважные и душераздирающие попытки создать утопические самоуправляемые коммуны. Поллукс приготовил свой фирменный картофельный салат с беконом и острыми солеными огурцами. Я заметила, что мои волосы поредели с одной стороны головы. Поллукс винил во всем мое разгоряченное правое полушарие мозга. Хетта снова решила остаться жить с нами, из чрезмерной осторожности. Мы произносили эту фразу с иронией, потому что люди в правительстве скрывали за ней свой страх или некомпетентность. Джарвис начал грызть кольцо для прорезывания зубов. Хетта разрешила Лорану ее навещать.

Они сидели во дворе, на полоске травы под открытым кухонным окном. Я услышала, как они разговаривают, и на цыпочках подошла к окну, чтобы подслушать.

– Он действительно мой? – спросил Лоран.

– Ты серьезно? Как зовут твоего дедушку?

– О.

– Стала бы я просто так называть ребенка Джарвисом? Плюс, посмотри на его волосы.

Лоран принялся извиняться всеми возможными способами. Я никогда не слышала, чтобы мужчина извинялся так горячо. Это продолжалось и продолжалось, так что я могла только предполагать, что Хетта наслаждалась его словами или, по крайней мере, принимала то, что он говорил. Лоран заверил Хетту в своей любви и передал, как он их назвал, пачку любовных писем. Очевидно, они были написаны на языке, который он открыл. Зашуршала бумага.

– И как это читать?

– Просто взгляни на буквы и скоси глаза. Смысл витает в воздухе.

– Забери их.

– Шучу. Если хочешь, я их переведу. Кстати, я полностью удалил твою роль в «Полуношной пастушке». Ее больше нет. Я просмотрел все файлы, избавился от всех сцен, в которых ты снималась. Конечно, к настоящему моменту они наверняка уже все выяснили. Но они не знают, куда ты уехала, а я замел свои следы. – Последовала озорная пауза. – У меня это хорошо получается.

Трудно сказать, как отреагировала Хетта на эти слова, но через некоторое время послышались сопящие звуки, тихие всхлипы и успокаивающее бормотание Лорана, которое вскоре перешло в более низкий регистр. Слушая, как Хетта плачет и они мирятся, мне (даже мне) стало стыдно подслушивать. Так что я тихонько улизнула.

Мое сердце, мое дерево

Флора залегла на дно, и ей удалось одурачить меня. Все произошло, когда однажды утром я вернулась на работу.