Сроку давности не подлежит

И вот в 40-х годах XX века фашизм огнем и мечом стал насаждать рабско-крепостнический режим на оккупированной территории Советского Союза. Это не укладывалось ни в какие общественные нормы, выработанные человеком XX века, века рождения коммунистической цивилизации, противоречило устремлениям человечества, не говоря уже о советских людях, которым Конституция Советского Союза обеспечила право на свободный труд без эксплуатации человека человеком.

В 1943 году мне довелось прочесть письмо 16-летней Нади, ученицы 9 класса Ворошиловградской средней школы, которое потрясло меня и осталось в памяти по сей день. Ведь эта девочка, как и все дети Советского Союза, твердо была уверена в светлом своем «завтра», училась, изучала историю, знала, что право на свободный труд ей обеспечено государством. И вдруг в один из дней, в год своего 16-летия, когда советские юноши и девушки получают паспорта гражданина СССР, фашисты угнали Надю на чужбину и сделали рабыней. Можно представить и понять всю глубину трагедии этой юной души, и не одной Нади, а сотен тысяч таких, как она, угнанных фашистами в рабство.

Вот это письмо Нади С:

«Немцы насильно отправили почти всю нашу молодежь на каторжные работы в Германию. На вокзале ко время отъезда стояли стон и плач. Плакали отъезжающие и провожающие. Меня и еще 16 девушек направили в г. Швац. Здесь происходила самая настоящая торговля русскими людьми. Немцы и немки поворачивали нас во все стороны, мерили и ощупывали. Меня купил булочник. Он заставлял меня работать с 6 часов утра до поздней ночи. Хотя я жила у булочника, но хлеб кушала редко. Каждый день я мыла пол, стирала утром и вечером, нянчила детей… Фрау была не очень злая — толкнет, ущипнет или по голове ударит, но не очень больно. Только было обидно, как вспомнишь, что училась в восьмом классе, изучала французский язык, историю, а тут сама стала рабыней, как в период римского владычества. От непосильного труда, голода и побоев я заболела».

Или вот рассказ 16-летней Вали Демушкиной, возвратившейся из неволи на родину ослепшей. Она не заметила, как закипело и начало литься на электрическую плиту молоко. Ее хозяйка ворвалась в кухню, вырвала из рук девушки кастрюлю с остатком кипящего молока и выплеснула ей в лицо. Потерявшая от боли сознание Валя ослепла. Произошло это в Германии в первый день нового, 1943 года.

Вот два письма матери от увезенной гитлеровцами в неволю Нонны Г. Они посланы 8 октября и 10 ноября 1942 года:

«Я хожу босая, потому что у меня нет обуви. Хожу как нищая. Хлеб получаем 2 раза в день по 100 граммов. Работаем 12 часов в день… За короткое время нашей жизни здесь мы все выбились из сил, недосыпаем, недоедаем».

В другом письме она пишет, что каждую ночь, в два часа, русских работниц выводят во двор, чтобы пересчитывать. Стоят они там и в дождь, и в мороз, почти босые. И это не все. «О, есть еще хуже, — восклицает она, — еще тяжелее, но я не в силах описать. Мамочка, если можно, вышлите мне посылку — луку и чесноку: у меня цинга». Но фашистская цензура не пропускала таких писем, и дальнейшая судьба девушки неизвестна. Скорее всего она так и не увидела родную землю.

О страшной жизни на фашистской каторге писала из г. Хемница советская девушка Надя Л.:

«Дорогая мама! Мы живем в бараке — 60 душ, спим на соломе. В этом бараке очень холодно. На работу ходим на трикотажную фабрику. Работаем с 6 часов утра до 9 часов вечера, есть нам дают утром тарелку кипятку и 50 граммов хлеба, на обед суп без хлеба, на ужин суп без хлеба… Очень я тоскую, что живу в неволе. Не вижу света, не вижу ничего, кроме своего барака страшного. Нас водят на работу и с работы, как невольников».

Из г. Штутгарта Леонид Д. послал весточку на родину в г. Щигры Курской области:

«Здравствуйте, дорогие родные папа, мама, Рая, Ваня и братик Юрик…Когда мы приехали в Германию, нас сортировали в распределительном лагере, и я с тех пор разлучился с сестрой Зоей и до сих пор не видел ее. Милая мама, ходили грязные, не купались по два месяца, кормили вшей. Завод от лагеря 5 км, а от питания я еле двигаю ноги, так что эта жизнь в Германии останется на всю мою жизнь в памяти. Если выживу и вернусь домой, то все расскажу, так что у вас, мои родные, станут волосы дыбом. Я уже решил покончить с собой, но воздержался, думаю, придет наше лучшее время…»

О фактах, когда советские люди предпочитали смерть рабству, гитлеровцы писали и сами. У обер-ефрейтора 405-го полка 121-й пехотной дивизии Рудольфа Ламмермайера, убитого под Ленинградом, было обнаружено письмо его матери из местечка Люгде:

«Вчера днем к нам прибежала Анна Лиза Ростерт. Она была сильно озлоблена. У них в свинарнике повесилась русская девка. Наши работницы польки говорили, что фрау Ростерт все била, ругала русскую. Она прибыла сюда в апреле и все время ходила в слезах. Мы успокаивали фрау Ростерт, можно ведь за недорогую цену приобрести новую русскую работницу».