Ссадина

Я не хотел оставаться в этих стенах ни минуты. На секунду задержался в коридоре, прислушивался, затаив дыхание, к всхлипам матери, но войти не решился. Что ж я за сволочь-то такая, спрашивал я себя. Не могу найти в себе сил и успокоить человека, который страдает из-за меня. Бегу, поджав хвост, словно мне и вовсе плевать.

Улица встретила вечерней прохладой и свежестью. Мне хотелось посидеть с кем-нибудь минутку-другую, выговориться, получить, может, какой-то совет. Да что там, хоть бы и молча прогуляться. Чувствуешь себя вдвойне несчастнее со своей проблемой, когда тебе не к кому пойти поговорить по душам.

Перед моим двором целовалась влюбленная парочка. Мне прямо неловко стало. Стоял возле калитки и не мог решиться выйти. Думал вернуться к дому, подождать, пока уйдут, но девушка заметила меня, сморщила носик и хихикнула. Они пошли, держась за руки, по дороге вдоль ставка. Много здесь таких, бродят, пыль поднимают, фотографируются под этой ивой или целуются, а бывает, что и то и другое сразу. Вот никогда не пойму, зачем им такие фотографии, хоть убейте.

Я повернул налево, прошел мимо злополучной ивы, которой вздумалось вырасти около моего двора. Грунтовая дорога огибала мой дом и выводила на главную улицу прямиком к автобусной остановке. Можно было немного спуститься с горки – направо, – посидеть на дамбе, послушать, как шумит вода. Или пойти в другую сторону, забрести на пустырь, откуда пару лет назад исчез небольшой базар, но так неохотно, нестерпимо лень было плестись под гору. Еще эти пьяные компании идут прямо навстречу, смотрят.

Пока я решал, куда себя деть, к остановке подкатил автобус. Хрупкая девушка выпрыгнула наружу. Какой-то низенький усатый мужичок вынес большую дорожную сумку и юркнул обратно. Она подняла этот непосильный, непропорциональный ее силам багаж, сделала пару шагов и сдалась. У меня вдруг екнуло в груди, как только я представил, что заговорю с ней. Ведь все равно никуда не торопился, почему бы не помочь? Да и неловко было, даже гадко, можно сказать, проходить мимо с безучастным лицом, будто дел у меня – все по минутам расписано. К тому же она симпатичная, хоть и старше меня лет на десять.

Всегда у меня так: человеку нужна помощь, а я топчусь на месте, размышляю, обдумываю, а не примут ли меня за хулигана, хорошо ли я выгляжу, можно ли мне доверить свою сумку. Даже и не знаю, откуда только в голову лезет такая ерунда.

Мы шли пустынной, плохо освещенной улицей вдоль лесопосадки. Она согласилась принять мою помощь, если будем нести сумку вместе, взяв по ручке, чем немного смутила меня. Разве я выглядел таким уж слабаком? Шли молча. Говорить было совершенно не о чем. Я вообще не представляю, о чем можно разговаривать с незнакомым человеком. Ну, абсолютно не представляю. Ведь мы из разных миров, у каждого свои интересы и взгляды на жизнь, а вдруг я возьму и ляпну, не подумав, какую-то глупость, обижу человека? А расспрашивать и вовсе неловко – мол, чего ты тут устраиваешь допрос. Потому мы и молчали. Завернули налево в совсем уж темную улочку, прошли несколько домов. Она начала благодарить меня, а я предложил еще донести сумку до двери. Мы вошли в ухоженный дворик. Выложенная плиткой дорожка, с прячущимися за цветами фигурками лебедей, вела прямо к крыльцу. Где-то чуть выше входной двери загорелся яркий свет. После кромешной темноты меня буквально ослепило. Знакомый женский голос спросил: “Кто это с тобой?”

Я вздрогнул от неожиданности. Глаза привыкли к свету, и я увидел классную руководительницу – точнее, бывшую.

– Пошел вон! – воскликнула она. – Немедленно!

Я поспешил последовать ее просьбе. Девушка, которую я провожал, оторопело стояла и глядела мне вслед. Потом как будто опомнилась и упрекнула сестру. Они о чем-то горячо спорили, а я уже и не слышал ничего. В начале улочки возле посадки меня окликнула сестрица классной. Она бежала ко мне, смешно так, по-девчачьи. Эти развевающиеся каштановые волосы, согнутая правая ручка, маленькие шажки на шпильках, улыбка. Господи, я был поражен и не смел моргнуть, не смел дышать, чтобы ненароком не спугнуть редкий и прекрасный сон. Я стоял, как остолоп, бесстыдно пялясь на нее. Мое лицо скорее выказывало во мне идиота, нежели хоть малейший намек на восторг. Она извинялась за свою сестру. Ее лицо, голос, взгляд – все выдавало искренность побуждений. Мы немного поговорили. Я только отвечал на ее бесконечные вопросы и дрожал, как осиновый лист, то ли от прохладного ветра, то ли от бесконечного волнения. Пришлось в двух словах рассказать о своей семье и о жизни в общем, еще совсем немного о сегодняшнем происшествии. Она убеждала, что ее сестра не злится на меня, а просто сорвалась, вспомнив моего отца, который, между прочим, наговорил ей кучу гадостей и чуть не ударил. На прощание она меня обняла. Я уткнулся лицом в плечо и думал, нужно ли ее целовать. Решил, что все-таки не стоит. Хоть и очень хотелось. Она чмокнула меня в щеку и убежала – опомниться не успел.