США и борьба Латинской Америки за независимость, 1815—1830

Свой вклад внесли и неудачи дипломатов, с которыми сыграла дурную шутку странная смесь завышенных надежд, самодовольной уверенности в собственной правоте, пренебрежения обстоятельствами и часто (но, кстати, не всегда) религиозных и расовых предрассудков. Ими двигали как искреннее желание помочь республиканским собратьям, так и стремление добиться выгод для себя и своей страны, что подчас противоречило интересам латиноамериканских государств. Тех, кто решил искать счастья на юге и стремился честно служить молодым республикам, преследовали невзгоды, зато подчас везло авантюристам. Лавинообразная колонизация Техаса североамериканскими поселенцами в 1820-е гг. была частной инициативой, но соответствовала интересам государства и неизбежно прокладывала дорогу к войне с Мексикой. Какое уж тут межамериканское единство!

В некотором роде разочарование Соединенных Штатов в революциях Латинской Америки стало окончательным прощанием с просветительским универсализмом, с юмовской верой в возможность быстрых социально-политических перемен сверху. Кто-то больше не надеялся на возможность подлинно республиканского правления в католических странах Испанской Америки (Бразилия, напомним, стала после независимости монархией), некоторые разочарованные энтузиасты, как южане (Пойнсет), так и северяне (коммодор Портер) дали волю расистским чувствам.

Джон Куинси Адамс называл друзей латиноамериканских патриотов «авантюристами и энтузиастами». Можно добавить: авантюристы часто были энтузиастами, и энтузиасты действовали как авантюристы. Купец, интеллектуал, революционер, журналист, капер часто объединялись в одном лице, будь то Уильям Робинсон, Дэвид Кертис Дефорест или Бэптис Ирвайн. Даже самые, казалось бы, бескорыстные энтузиасты старались не упустить возможность извлечь выгоду из своей деятельности в поддержку Латинской Америки: Уильям Торнтон закреплял свои права на обустройство пароходного сообщения в Колумбии и хотел разработать облик банкнот новых государств, Уильям Дуэйн пытался стать посредником в поставках оружия или получить дипломатическое назначение. С другой стороны, даже самые корыстные каперы, купцы, колонисты стремились просвещать революционеров: Дефорест и Остин пропагандировали в Ла-Плате и Мексике республиканские ценности и Конституцию США.

Первоначальные иллюзии были основаны на надеждах материальной выгоды и отвлеченных идеях. Североамериканцы восхищались «южными братьями», только если их путь соответствовал собственному республиканскому проекту. Но когда революционное марево рассеялось, экономическое значение новых государств для Северной Америки оказалось весьма незначительным, а избранный ими строй – далеким от англосаксонских идеалов. Это был иной мир, который энергичные янки не захотели понять, а тем более полюбить.

Примечательно, что значительная часть энтузиастов не были урожденными американцами. Среди них были европейские радикалы (в их числе – ирландские эмигранты), такие как Уильям Дуэйн, Уильям Торнтон, Бэптис Ирвайн, а также Уильям Коббет, бывшие наполеоновские офицеры, так сказать, профессиональные борцы за свободу – Дюкудре-Гольштейн, Орацио де Сантанджело. Они верили в Соединенные Штаты как либерального избавителя человечества, что оказалось чуждо становящемуся национальному духу страны. Когда 4 июля 1821 г. Джон Куинси Адамс резко выступил против такого мессианизма, он не только следовал отцам-основателям, но и предопределил внешнеполитическую стратегию страны на долгие десятилетия.

В первой трети XIX в. Соединенные Штаты стремились открыть рынки иностранных государств, расширить права нейтрального судоходства, обеспечить принцип «неперехода» владений на континенте от одной европейской державы к другой, а главное, обеспечить территориальную экспансию. Латиноамериканская политика США при Мэдисоне, Монро, Адамсе полностью соответствовала этому общему курсу. Она нашла свое реальное отражение в Трансконтинентальном договоре, фритредерских соглашениях с латиноамериканскими государствами, в поддержке status quo карибских владений Испании, и, наконец, в закончившихся неудачей попытках мирного приобретения Техаса.

Подчеркнем, что к тому времени республика в США уже стала устойчивой формой существования сложившегося капиталистического общества. В Латинской Америке подчас похожее государственно-правовое обличье скрывало совсем иную реальность, чем в Соединенных Штатах. Североамериканцы чувствовали это противоречие, поначалу порой не решаясь признаться в этом. Вопреки ожиданиям автора «Американской системы», у единства Нового Света не оказалось социально-экономических оснований – слишком разными были общественный строй и структура хозяйства.