США. PRO ET CONTRA. Глазами русских американцев

На одну такую доносительную анонимку, хоть и за несколькими подписями, я ответил статьей «Ниже плинтуса», зато обратку на следующую кляузу-донос — полный отстой! — писать не стал, а послал, что называется, через губу письмо в редакцию «Независимой газеты» с объяснением, почему мне в лом участвовать впредь в этой низкопробной склоке. Пусть лучше за меня ответят доносчикам мои друзья Иосиф Бродский и Сергей Довлатов — ниже приводятся стихотворение «Лене Клепиковой и Вове Соловьеву», лучшее из Осиных стихов на случай, и Сережина статья в защиту Владимира Соловьева «Вор, судья, палач», лучшая его публицистика. Оба эти сочинения тщательно замалчиваются питерскими фальсификаторами. Точнее — это цензурированные тексты, выброшенные не просто из книг Бродского и Довлатова, но из их литературного наследства. А вот из сочувственного мне письма: «На стезе, что ты выбрал, надо укутываться в к-н нано-технологической клобук: чтобы был тверд, как керамика, прочен на прострел, как кевлар, скользкий, как тефлон. Но я такого материала не знаю». Нет худа без добра — не скажу за керамику и кевлар, но тефлона во мне кратно прибавилось, я неуязвим к приступам такой злобной истерики, типа родимчика.

А заключает этот раздел «Постскриптумов» полемический триалог авторов с поэтом и эссеистом Зоей Межировой — «Из России в Нью-Йорк — и обратно».

Постскриптум к «Трем евреям». Modus vivendi & Modus operandi

Юбилейно-антиюбилейное

— А от кого ты собираешься защищать Кушнера? — удивилась мой соавтор и автор сама по себе, а по совместительству жена Елена Клепикова.

От живых и мертвых.

От Бориса Слуцкого, который сказал мне, когда мы заплыли за буек в Коктебеле: «Зачем нам ваш Кушне́р, когда у нас есть свой Самойлов?»

От злоречивой Юнны Мориц, которая припечатала его острым словцом: «Сидит в танке и боится, что на него упадет яблоко».

От Анны Андреевны Ахматовой, которая наотрез отказалась расширить до квинтета свой домашний квартет (Бобышев, Бродский, Найман, Рейн), приняв в него Кушнера, несмотря на его поползновения, и тогда его подобрала и усыновила (литературно) Лидия Яковлевна Гинзбург. Когда в Комарово я удивлялся ее равнодушию к Бродскому, она процитировала пушкинскую Лауру «Мне двух любить нельзя» и предсказала, что мне тоже предстоит выбор.

От Бродского, с легкой руки которого пошел гулять в литературном мире мем «Скушнер», а уже из Америки он обрушил на своего питерского антагониста лучший в его последние «тощие» иммигрантские годы стих «Не надо обо мне. Не надо ни о ком», где обозвал Кушнера «амбарным котом».

От Лены Клепиковой, которая считала его хорошим поэтом, но не настоящим. Нечто схожее писал в «Промежутке» Тынянов о Ходасевиче.

От Владимира Соловьева, наконец. Это теперь антитеза «Бродский — Кушнер» общеизвестна, но я заговорил о ней первым, а потом первым, еще в России, написал о наших контроверзах свою горячечную исповедь «Три еврея. Роман с эпиграфами», препарировав эту антитезу научно, художественно и публицистически и порвав своей книгой с ленинградской мишпухой. Нет нужды пересказывать эту книгу, коли она выдержала столько тиснений по обе стороны океана, каждый раз вызывая очередной скандал. А этот мой юбилейно-антиюбилейный опус — пусть не апология, но защита Александра Кушнера. В том числе от самого себя.