США. PRO ET CONTRA. Глазами русских американцев

Нет, это не ответ на очередной гординский донос на Владимира Соловьева — сначала в форме анонимки за пятью подписями, а теперь только за своей, но краткое объяснение, почему я считаю ниже своего человеческого и писательского достоинства участвовать в этой помоечной склоке, да еще с такой скудотой, как их автор: совсем дурак. На предыдущий наезд я ответил в статье под названием «Ниже плинтуса», но снижать планку еще ниже не могу из уважения к читателю — моему и газеты. И еще из брезгливости, потому как брехня, грязца, гнусь и подлянка в одной упаковке. Да и что с этого автора взять — самая анекдотическая фигура окололитературного Петербурга, пусть и со слабеющим административным ресурсом (со-редактор «Звезды»). Это про него Бродский пустил свой мем «унтерпришибеев», а про Кушнера — «скушнер» (оба приведены в «Трех евреях»), а Довлатов уже отсюда, через океан, приложил Гордина «заурядным человеком». К тому же завидущий комплексант: неимоверно раздутое честолюбие при полном литературном пигмействе, как рубанул ему прилюдно Андрей Битов спьяну: что у трезвых на уме, то у пьяного на языке. Вот я и вывел про себя и про него формулу в «Трех евреях»: не надо быть Моцартом, чтобы иметь при себе Сальери.

Когда слух о моей антигэбистской рукописи дошел до Питера, Гордин был послан органами в Москву для ознакомления с «Тремя евреями»: автор имел неострожность дать ее на ночь одному сомнительному типу. Это Гордин, когда Владимир Соловьев вступил в опасную конфронтацию с властями, опубликовал против меня в «Литературке» заказную и проплаченную погромную статью: предлагали написать многим, а согласился он один. С этого, собственно, доноса под видом статьи и начался его карьерный рост с помощью Конторы Глубокого Бурения.

Это он всячески препятствовал публикации «Трех евреев», а потом «Post mortem», угрожая выгнать издательство на улицу. Это он настоял на изъятии из многотомника Бродского прекрасного стихотворения, посвященного «Лене Клепиковой и Вове Соловьеву», а потом, с его отмашки, из большой книги статей и редакторских колонок Сережи Довлатова в «Новом американце» была исключена его лучшая публицистика — статья в защиту Владимира Соловьева, хотя изначально я участвовал в работе над этим сборником, когда вместе с Леной Довлатовой мы отправились в единственную копировальную контору, где сделали копии с больших полос его газеты. Подумать только — и Бродский, и Довлатов подверглись посмертной цензуре, их штучные тексты, до которых так жадна публика, приказным путем изъяты из всех изданий! И все только из-за того, что написаны в хвалу Владимиру Соловьеву.

Ну ладно, когда Гордин сознательно участвовал в гэбистском заговоре против Владимира Соловьева карьеры ради, а сейчас-то что? Бином Ньютона! Нынешняя его рецидивная вспышка зависти легко объяснима: за последние два года «РИПОЛ классик» поставил рекорд, выпустив восемь моих и наших с Еленой Клепиковой книг кряду, а теперь вот эта — девятая. Не говоря о регулярных публикациях в СМИ по обе стороны океана. Увы, чувства недобрые я лирой пробуждаю — кой у кого. Вот этот «честный Яго» — пробы негде ставить, а строит из себя целку — весь обзавидовавшись, пишет очередной донос и шьет мне бесстыже и подложно биографию, никакого ко мне отношения не имеющую. Доносчик и заговорщик по натуре и спец-лжец по Владимиру Соловьеву, пусть у лжи длинные ноги. Тем более я сам выложился перед читателем весь как есть в «Трех евреях», ничего не утаив — по причине моей мании правдоискательства, патологической откровенности и mea culpa. Однако сколько о себе ни рассказывай, все равно за спиной расскажут интереснее. Но чтобы так удручающе бездарно!

Что еще не берет в толк этот пустоголовый человек — когда он, выполняя спецзаказ, джихадил меня в брежневско-андроповские времена, у опального писателя Владимира Соловьева не было печатной возможности ему ответить, чем он гнусно и воспользовался. Сейчас вроде бы есть, да хоть здесь, в этой книге, но я от нее отказываюсь. Отвечать человеку, прикрывающему, как стыд, свое писательское ничтожество без разницы чем — падучей «Звездой» или покойным Бродским себе в карман? Даже если этот унтер, пользуясь своими давними постыдными связями, объявит меня задним числом генералом КГБ, это не прибавит ему ни ума, ни таланта, а Кушнера не поставит вровень с Бродским, хоть тот надеется на большее и в интервью здесь, в Америке, заявил, что история его с Бродским рассудит — в его, Кушнера, пользу! И все равно не только современники судят о питерской атмосфере тех лет по «Трем евреям», но и потомки, как предсказывает критик, «конечно, забудут о поэте Кушнере и других малозначительных фигурах романа, но дух времени, так взволнованно и правдиво переданный автором, они ощутят».