Сшитое лицо

– Ну хватит пожалуй… Теперь моя очередь. А то это начинает мне надоедать… – словно с напевом, произнёс шитолицый и перешёл в атаку. Пальма его казалась вездесущей – она сверкала то с одной стороны, то с другой, изумляя Бэркэ и нарушая его равновесие. Отбивая череду ударов сверкающей над ним пальмы противника, Бэркэ пропустил удар по ноге: клинок скользнул вдоль древка топорика, рассек ему бедро. Затем закровилось вспоротое предплечье. Его противник продолжал наседать – шаг и удар, удар и еще шаг. Шитолицый, пританцовывая, наступал, пальма вилась вокруг головы сияющим кругом, молнией выскакивая из него. Бэркэ как мог, отбивал топориком удары, следовавшие настолько быстро, что он понял что вот-вот пропустит основной удар… Он с криком кинулся было на противника, но следующий удар, который он попытался отбить вверх, соскользнул, и пришёлся сверху вниз прямо по его лицу. Страшная боль на мгновение ослепила его, заставив вскрикнуть. Выпустив из одной руки нож, он схватился за окровавленное лицо, пытаясь разглядеть своих противников через заливающую глаза кровь. Отступая практически вслепую, он оступился и, качаясь, чуть не упал, но сохранил равновесие. Вдруг снизу до него донёсся крик Толбочоона. Бэркэ, шатаясь и продолжая отступать, оказался на самом краю обрыва. Внизу шумела река.

– Толбочоон! – собравшись с силами, крикнул Бэркэ и, повернувшись, неловко прыгнул вниз. За спиной раздался запоздалый возглас. «Хоть бы было глубоко!» – мелькнуло в голове. Пролетев несколько метров, он с шумом упал в реку, от удара вышибло дыхание, и он заглотнул воды. Вовсю махая руками и ногами, он потянулся к поверхности и, наконец вынырнув, жадно вдохнул воздух. Течение несло его дальше, он вдруг ощутил тупой удар ниже лопатки. От неожиданности он дернулся и опять заглотнул воды. Стрела! Тупая боль отдалась в грудине. Неловко барахтаясь, он еле держался на плаву. В этот момент он заметил, что течение несет его мимо лежащего на берегу связанного Толбочоона. Рядом, с копьем в спине, неподвижно лежал Бузагу. Успев заметить проносящееся мимо заплаканное лицо в отчаянии смотрящего на него Толбочоона, по его шевелящимся губам, он понял, что тот зовёт его. Захлебываясь, он попытался подгрести к нему, но тщетно – течение уносило его.

– Толбочоон! Толбочоон!.. – пытался он крикнуть ему в ответ, но не смог. Силы начали оставлять его, он понял, что тонет. Вода понесла его дальше. Вскоре друзья скрылись за поворотом реки, и Бэркэ обожгла мучительная мысль: «Это я виноват! Я виноват! Они погибли из-за меня…» Его слабеющее тело на очередном пороге перевернуло на спину. «Я тону. Это конец… Ну и пусть. Я виноват. Я заслужил это».

4. В поисках земли

Отшумела весна, успокоились после таяния снегов многочисленные реки. Стоял летний месяц сосны, и полуденное солнце, то и дело выглядывая из-за немногочисленных облаков, пригревало одетую в зелёный наряд бескрайнюю тайгу. Легкий ветерок качал верхушки деревьев, под которыми по узкой лесной тропе двигался караван из навьюченных лошадей, тянущих повозки низкорослых быков и круторогих коров. Предводитель каравана – Октай из рода саха, спасаясь от притеснений, чинимых предводителем хангалассцев, грозным Тыгыном Дарханом, покинув обжитые места у Великой реки, двигался на запад в поисках новой земли. Его жена давно умерла, с ним странствовала его единственная дочь и немногочисленная челядь, состоящая из работников с их семьями. Дочь Октая, красивая белолицая Айыына, с большими умными глазами, нежным овалом лица, чистым, высоким лбом и слегка выдающимся вперед подбородком, ехала в запряженной быками повозке и с грустью взирала на проплывающий мимо пейзаж. На ее глаза то и дело наворачивались слезы: за недолгую жизнь ей пришлось пережить смерть матери, а теперь ещё и это бегство из обжитых мест – в никуда, в незнакомый и опасный лес, населенный враждебными племенами. Прочь от друзей детства, от сделавшего ей этой зимой предложение жениха. Октай, ехавший неподалеку, увидев состояние дочери, ускорил саврасую кобылу и поравнялся с возком. Тяжело вздохнул, не зная как начать разговор.

– Ну что ты, доченька моя… Не надо плакать. Это первое время тяжело, потом все изменится, вот увидишь. Все будет хорошо, – в очередной раз попытался успокоить любимую дочь Октай.

– Я очень скучаю по нашему дому, по нашей прежней жизни, отец. Может вернуться, прошу тебя… – поддавшись чувствам, с надеждой произнесла она, и поняв что сглупила, внезапно замолчала.

Октай опустил голову и ничего не ответил. Некоторое время они ехали молча. Айыына жалела о мимолетной слабости, ей стало неловко. Умом она понимала, что обратно уже не вернуться, и что этими словами она только расстроила отца, и так переживающего за этот поход. Вот уже несколько недель они в пути, а всё ещё не могут найти новое место с пастбищами, пригодными для разведения скота. А сколько опасности представляют местные племена?