СССР-2010

– Нет… клоун какой-то.

– Люблю тебя и обожаю.

– За что.

– За то, что ты есть…

Жора Гельман другом мне никогда не был. Хотя помнил я его очень и очень хорошо.

Очень хорошо.

Мы с ним проучились в одном классе три года. С седьмого по десятый. Жора был полной мне противоположностью – весельчак и заводила. Так как он был не самым сильным в классе, а творил такое, за что неизбежно должен был получать по морде, у него был Санчо Панса – здоровяк Довжанский, Вася, который все время таскался за ним… не знаю зачем. Окончательно отношения наши оформились на выпускном: девушка была одна, нас было двое, и кого она предпочла, вы, думаю, уже догадались. Потом я ушел в армию, а Жора, когда Ельцин разрешил выезжать за границу, двинул с семьей на ПМЖ, причем почему-то не в Израиль, а в Германию.

Я искренне надеялся, что больше я его никогда не увижу.

Еще бы вспомнить, где я был в то время, когда наш класс отмечал годовщину. Кабул? Мазари-Шариф? Джелалабад? Триполи? Басра?

Хороший вопрос, не требующий ответа.

Я завез Машу в больницу – шутить с порезами стеклом не стоит, мельчайший, оставшийся в ране осколок мог наделать беды. А сам начал думать о том, где бы снять квартиру, чтобы этот тип не мог меня найти.

Найдет, я знаю. Гельман найдет…

Ижевск, СССР. Аэропорт. 15 июля 2010 года

Михаил Ефимович повторно прилетел на следующий день.

Он прилетел обычным рейсом «Аэрофлота», в своей неизменной кепочке, обычный командированный из какого-нибудь московского НИИ, пишет докторскую и надо акт о внедрении, который где еще получать, как не в Ижевске. По его указанию его никто не встречал, кроме меня на «Тойоте». Мы вышли из здания аэропорта, сели в машину, и я газанул, с ходу набирая под сотню. Раньше тут, у нового аэропорта, захолустье было, а сейчас расстроились… из кирпича строят.

– Что произошло?

– Надо кое с кем поговорить. И мне, и тебе.

…

– Как Маша?

Я пожал плечами:

– Держится. Про США она мне рассказала.

Михаил Ефимович покачал головой:

– Я говорил, не стоит.

– Почему?

– Почему…

Янкель задумался. Мы уже въезжали в Ижевск, но я почти не сбросил скорость.

– Знаешь, как-то раз мне пришлось побывать на мясокомбинате. И поверь, душевного равновесия мне это не добавило. Но при этом я по-прежнему ем мясо, колбасу…

– За кого вы боитесь, Михаил Ефимович? Не за меня ли?

– За нее. Каждый раз, когда она пересказывает это – она переживает это вновь. А это, поверь, не то, что стоит переживать больше одного раза.

– Михаил Ефимович… – Я помедлил, но все же продолжил: – А зачем вы тогда допустили ее в разведку?

Янкель промолчал.

– Извините.

– Да нет. Ничего. Теперь по Гельману, ты отчет писал?

Я насторожился.

– Да.

– Гельман – это МОССАД.

– МОССАД?!

Сказать, что я удивился – это ничего не сказать.

– Этого не может быть, Михаил Ефимович.

– Почему?

– Это клоун. Я его знаю с двенадцати лет. Он никогда не сможет работать на разведку… слишком несерьезен.

– Именно такие и работают в МОССАДе. Клоуны. Они всегда выглядят несерьезными.

– Гельман… – я фыркнул, – Гельман… он в Германию уехал.

– Он уезжал по линии НАТИВы[45]. Теперь мы можем предполагать, что он и его родители имели какие-то контакты с МОССАДом еще в период пребывания в СССР.

Я пожал плечами. Мой одноклассник – еврейский агент. Анекдот какой-то.

– Ты знаешь, что его отец был специалистом по системам наведения?

– Как же его выпустили? В страну НАТО.

– Вот так и выпустили. За восемьдесят тысяч, твою мать[46]. А ты думаешь, откуда в Израиле такая индустрия?

Это так. До девяностых Израиль представлял из себя еще одну арабскую страну, со своей спецификой. Как только стали приезжать советские евреи – все с высшим образованием, опытом работы в НИИ, в промышленности, кто-то с кандидатскими, с докторскими степенями – все сильно изменилось. Теперь Израиль стал одним из мировых технологических лидеров. Именно израильские беспилотники, начиненные взрывчаткой, врезались в наши аванпосты в Афганистане. Научили, твою мать[47]…

– И что теперь делать?

– Ничего пока. Это забота израильской линии, там у вас на город аж четыре дармоеда сидят, пусть хоть немного поработают. Правильно, кстати, едешь, на завод нам надо.

– А что там?

– Там? – удивленно переспросил Янкель. – Там Эймс. Олдридж Эймс.

Ижевск, СССР. «Ижмаш», пятая проходная. 15 июля 2010 года

«Ижмаш» занимает огромную территорию, она начинается на набережной Ижевского пруда и идет вглубь, ограничиваясь с одной стороны плотиной и рекой Иж, с другой – территорией другого завода, «Ижсталь», с третьей – так называемым МСК-14, новым административным зданием мотоциклетного производства, которое сейчас производило, кроме мотоциклов, еще квадроциклы и снегоходы[48]. За МСК-14, на берегу, находится то, что раньше было еще одной железнодорожной станцией, там был и вокзал – Увинский, железной дороги Ижевск – Балезино. Теперь это просто пути…