Да нет, почему же. Это зависит от того, как говорят, что я ребенок. Когда это говорят, вроде "нуууу....ты же еще ребенок, ничего не понимаешь, ничего не можешь, не умеешь" - конечно, мне это не нравится. А кому это понравится? Вот скажи им "нуууу...вы же уже взрослые, о чем с вами говорить, вы ничего не понимаете, забыли и разучились" - ведь им же тоже не понравится. Взрослые очень любят сказку о мальчике... я плохо запоминаю названия книжек и имена героев - много очень читаю, по три-четыре за день, из головы сразу вылетает... про мальчика, который умел летать и никогда не взрослел. Наверное, они все завидуют этому мальчику. А вот всем моим друзьям эта книжка не понравилась. Точнее, она была все равно. Может потому, что мы еще не взрослые.
- Но видишь ли, Сашка, - продолжила мама. - Ты очень нужна папе в работе. Я не совсем уверена, что он прав - но рассказывает он это очень убедительно.
Папа тогда стоял за маминой спиной, кивал и хитро мне подмигивал. Ну я и согласилась. Ну а что? Я люблю, когда мы вместе с папой. И когда с мамой люблю тоже. Но у мамы на Земле я все знаю - а вот у папы на Марсе я не была никогда.
Меня положили в какую-то стеклянную ванну, сказали закрыть глаза - и я увижу сон. Обманули, не было сна. Папа потом сказал, что, наверное, я просто забыла его - не, я никогда не забываю сны. Это только взрослые забывают. Или когда они не видели сон, они обманывают себя, говоря, что он был - только они забыли. Взрослые очень любят обманывать - только обычно сами себя.
Вот так я и стала помогать папе здесь. Недолго, конечно, до осени. А потом папа полетит домой в отпуск и заберет меня и дядю Андрея с собой. Мне надо будет в школу поступить, а дяде Андрею - в восьмой класс перейти.
С мамой у нас каждые утро и вечер видеозвонки. Она сначала очень беспокоилась за меня, а потом перестала. Или сделал вид, что перестала.
Мне здесь нравится. Правда, немного скучно. Хотя мне и дома бывало скучно. Так что можно сказать, что я на Марсе как дома.
Папа случайно понял, что я могу ему помочь, когда как-то приехал в отпуск. Он тогда как раз привез маме букет ромашек - первых, которые они вырастили на Марсе. Нет, конечно, не на самой планете, а под куполом, но, как сказал папа "тем не менее".
Вообще, лепестки у ромашек надо отрывать, так по правилам. Но это для земных ромашек. А это марсианские. Редкие. Может быть даже единственные на земле. Поэтому я не отрывала их, а просто осторожно касалась пальцем. Как бы понарошку отрывала.
Я не знаю, что значит "любит-не любит". Точнее, мне про это рассказывали, но как-то мне это совсем неинтересно. Поэтому я решила, что в моем гадании "любит-не любит" означает, исполнится загаданное желание или нет. И вот представляете - я загадывала, загадывала желания - а эти марсианские ромашки мне все говорили, что желания не исполнятся. Все время!
Мне стало обидно и я подошла к папе:
- Папа, папа... - подергала я его за рукав. - Это плохие ромашки.
Он удивился.
- Почему, Сашка? Пахнут плохо или цвет не такой?
- Не радуют, - сказала мама и они с папой рассмеялись. Я знаю, что это такое. Это значит, что мама сейчас напомнила папе какую-то смешную историю.. аниктот, вот. Папа ее тоже вспомнил и они посмеялись. Мне не обидно. Мама как-то пыталась рассказать мне эти аниктоты, но я не поняла. Наверное, потом пойму, когда взрослой стану. Не страшно.
- Папа, они несчастливые.
- В смысле несчастливые?
- Ни одно желание не исполнится. Смотри, как их много - а ни одно не исполнится.
Папа задумался, а потом подошел к букету и стал внимательно рассматривать его. Рассматривал долго-долго, потом даже взял у мамы карандаш и бумажку и стал лепестки считать.
А потом стал куда-то звонить. Я хотела сесть к папе на колени, а мама сказала - "Тсссссс, папа сейчас с Марсом будет разговаривать".
- Матвей, - сказал папа кому-то. - Матвей, пошли кого-нибудь в пятую оранжерею посчитать лепестки у ромашек.
- Посчитать что? У кого? - голос у кого-то был хриплый-хриплый. Или это просто помехи, такое бывает, когда звонишь далеко-далеко, в Антарктиду или под море.
- Лепестки у ромашек, - ответил папа.
- Павел Сергеевич... вы что?
- Матвей, пошли кого-нибудь, пожалуйста.
Потом на том конце - на Марсе, значит - долго молчали, и наконец ответили:
- Павел Сергеевич, значит так...Всего десять тысяч четыреста шестнадцать корзинок и...
- Среди них нет нечетных, - задумчиво перебил папа.
- Нет, - ответили ему.
В следующий свой приезд папа привез мне еловую веточку с шишкой и улитку. С веточкой и шишкой все было правильно, а вот если пустить улитку ползти по руке, то потом рука будет пахнуть как будто зубной пастой вымазали.
Оказывается, у папы в лаборатории улитки никогда по рукам не ползали - только по специальному стеклу. И лепестки там не считали. Там вообще не знают ничего, что дети знают. Точнее нет, когда-то они же тоже были детьми и знали - а вот теперь забыли.