СССР: Дневник пацана с окраины

– …А я, когда объявили про Черненко, разговаривал с Ушаковым из отдела труда и зарплаты, – говорил папа. – И он сказал: есть в политбюро один, которому пятьдесят четыре года, но его ни за что не поставят. А тут: бабах – и Горбачев. Нет, я считаю, что это хорошо, потому что если бы опять поставили деда…

– Это роли не играет. Кого ни поставь, будет все то же, – сказал дядя Жора.

– Почему? – Наташа серьезно глянула на него.

– Потому, Наталия, что в стране слишком много проблем, потому что нужны серьезные изменения, нужны реформы…

– Вроде школьной реформы? – спросила Наташа. – Я, честно говоря, на себе ее никак не ощутила…

– А я ощутил, – сказал дядя Жора. – Мне стали доплачивать за классное руководство.

– А мне – еще и за тетради, – сказала мама. – Тридцать рублей в месяц. Ты вообще говорил про проблемы, и я с тобой согласна. Проблем действительно много. Но как их решать? Как ты, например, будешь бороться с пьянством?

– Пьянство – не самая большая проблема. – Дядя Жора говорил, обгладывая куриную ногу. – Нас ждет еще более серьезная проблема – наркомания. Но никто про это не говорит, хотя уже пора. Я три года подряд ездил в экспедицию в Среднюю Азию. И видел там маковые поля. И видел людей, которые приезжают туда за маковой соломкой… На «Волгах», в костюмах, с золотыми зубами…

– Что, мак – это наркотик? – спросил я. – И такой, как на бублике, тоже?

– Нет, не такой, – сказал дядя Жора. – На бублике – маковые зерна, а из маковой соломки производится…

– Ладно, хватит детям голову забивать своей соломкой, – сказал папа. – Рано им про это еще знать…

– А ты думаешь, оттого, что они знать не будут, им это не будет угрожать?

– Ничего я не думаю.

– Или, может, наркомании в Союзе вообще не существует, а только на Западе?

– Берите сельдь под шубой, кто еще не брал, – сказала мама.

– Пойдем в другую комнату, посидим до сладкого стола, а? – шепнул я Коле.

В спальне на моем столе стояла в коробке черная «Чайка ГАЗ-13» – ее подарил мне дядя Жора. Я аккуратно открыл коробку, вынул модель, поставил на стол, открыл двери и багажник.

– А почему капот не открывается? – спросил Коля.

– Не знаю.

– А я, кажется, знаю. Смотри, здесь не по-русски написано: «коллекцион модель». Значит, их продают за границу, на экспорт, а мотор в «Чайке» – секретный, и нельзя, чтобы иностранцы знали, какой он и как расположен.

– Может быть…

– Какую модель ты хочешь теперь?

– «Ниву».

В зале голоса дяди Жоры и папы стали громче.

– …Могли бы сбросить на Кубу две бомбы – и все, – говорил дядя Жора. – Но американцы решили, что смысла в этом нет. Нате, кормите ее – эту Кубу.

– Если бы сбросили, началась бы война, – сказал папа.

– Ничего бы не началось.

– А я говорю, что началась бы.

– Ты не разбираешься в этих вопросах. Сидишь в своем «кабэ» и дальше собственного носа ничего не видишь…

– А ты много видишь в своей школе. Нашелся мне герой…

– Надоело мне тебя слушать… – По ковровой дорожке зашуршали ножки стула. – Все, хватит с меня…

– Успокойся, Жора, – сказала бабушка.

– Пусть уходит! – крикнул папа. – Мне его тоже надоело слушать. Целый вечер только и ждет, к чему прицепиться…

– Сам ты ждешь, понял? И знаешь ты кто? Ограниченный обыватель, вот ты кто!

Дверь зала открылась, дядя вышел в прихожую.

– Иди и верни его, – сказала мама. – Не надо портить ребенку праздник…

– Ребенок здесь ни при чем, – сказал папа. – А он пусть уходит. Видеть его больше не хочу.

* * *

Я позвонил. Коля открыл сам.

– Привет, – сказал я. – Пойдешь со мной в кино, в «Родину»?

– А что за кино?

– «Чингачгук – Большой Змей». Про индейцев…

– Не, наверно, не пойду. По телику нормальное кино. Называется «Гостья из будущего». Вчера была первая серия. Ты не смотрел?

– Не, не смотрел. А ты что, так и будешь сидеть дома все каникулы?

– Кто тебе сказал, что я все время дома? Кино просто посмотрю. Заходи вечером, ладно?

– Хорошо. Пока.

Я вышел из подъезда. Снег во дворе почти растаял. Только за деревянным забором палисадника у дома лежали грязные, почерневшие кучи снега.

На остановке на Рабочем стояли два пацана из десятого. Я знал их клички – Барон и Адольф. Адольф был в почти новых джинсах, только чуть-чуть вытертых спереди, Барон – в обычных серых штанах. Оба курили.

Подошел троллейбус. Я зашел. Адольф и Барон остались на остановке. Я сел на высокое сиденье над колесом.

На Моторном зашли две молодых учительницы из семнадцатой, сели через одно сидение впереди. Одна вела математику, вторая – русский язык, но не у меня, а в других классах. Математица говорила:

– …И она так на меня посмотрела, как на дуру. А потом начала: ставить слишком много «двоек» нельзя, а то что скажет районо? Школа и так на плохом счету, район неблагополучный, а соревноваться надо с хорошими школами… И я ей тогда говорю: то есть получается, что у нас не пятибалльная система, а трехбалльная, так, что ли? Она немного помолчала – и опять за свое…

– Нет, меня это больше всего раздражает. Есть же нормы выставления оценок – я недавно сама их перечитывала. «Двойка» ставится за неправильный ответ, а если ответ отсутствует, то ставится единица…