СССР и Гоминьдан. Военно-политическое сотрудничество. 1923—1942 гг.

Нестабильность обстановки нагнеталась за счет регулярных публикаций в иностранной прессе, представлявших действия Москвы как попытку «советизации» Синьцзяна с целью последующего его отторжения от Китая. В 1935 г. такие заявления сделали многие информационные агентства. 17 марта 1935 г. токийская газета «Синбун Ренго» сообщила, что в Синьцзяне «китайские товары являются роскошью, а советские считаются товарами первой необходимости»²⁷⁶. 21 марта публикация в лондонской «Морнинг пост» говорила о постепенном захвате китайского рынка Советским Союзом. В ней подчеркивалось, что «Синьцзян фактически отделился от Китая и занят советской Красной армией»²⁷⁷. 20 апреля Ассошиэйтед Пресс констатировало: «Крупные части советских войск, которые переброшены в Синьцзян, фактически берут власть в свои руки, поддерживают усилившееся торговое проникновение в СССР»²⁷⁸. 10 мая рижское агентство Ригаше Рундшау заявило, что провинция «фактически объединилась с СССР»²⁷⁹. Однако корреспондент «Таймс» П. Флеминг в статье от 18 декабря 1935 г. отметил, что «СССР не стремится объявить в Синьцзяне советскую республику» и не ведет в провинции «интенсивной пропаганды». Это объяснялось «желанием не провоцировать Японию», тем более что «советское правительство в настоящее время может делать все, что ему угодно в Синьцзяне, под номинальным фасадом верности синьцзянского правительства Нанкину». Истинный интерес Москвы автор статьи видел в том, что «наличие советских советников в Урумчи сегодня является противовесом присутствию завтра отделения военной миссии Квантунской армии»²⁸⁰.

Таким образом, декларируя политику защиты территориальной целостности Китая, Кремль фактически проводил курс на установление в Синьцзяне лояльного, зависимого от СССР режима. Было задействовано четыре основных механизма укрепления влияния. Первый – через прямое военное вмешательство для подавления мятежей, с которыми не могли справиться местные власти. Второй – посредством предоставления кредитов (в 1934 г. на сумму в 5 млн золотых рублей, в 1937 г. – на 15 млн рублей). Третий, идеологический, предполагал обращение к политике национального равенства, в сочетании с идеей «классовой борьбы». Четвертый – через формирование при администрации Шэн Шицая советского советнического аппарата²⁸¹.

Москва стремилась обрести опору в регионе, чтобы нейтрализовать действовавшие в нем вооруженные отряды из бывших белогвардейцев; не допустить создания в Синьцзяне прояпонского марионеточного государства типа Маньчжоу-Го; сформировать плацдарм для контактов с КПК, а по возможности и для проникновения через Лобнор в Южную Монголию²⁸².

Чан Кайши был не менее заинтересован в установлении своего контроля над Синьцзяном, который однозначно считал частью китайской территории. Этот богатый минеральными ресурсами регион должен был сыграть заметную роль в обеспечении промышленной базы и стать залогом будущего роста экономики страны в целом. Советское присутствие в Синьцзяне было, по его мнению, эквивалентным японскому влиянию в Маньчжоу-Го и противоречило политике ГМД на создание сильного и независимого Китая²⁸³. Однако, несмотря на желание не допустить, чтобы северо-западные провинции попали в зависимость по типу Маньчжурии или стали таким же автономным субъектом, как Внешняя Монголия, Чан Кайши реально оценивал силы Национального правительства и проявлял осторожность в этом вопросе²⁸⁴.

В вопросах, касавшихся Монголии, диалог СССР и Китая также складывался сложно. В 1930-х гг. стратегическое значение МНР существенно возросло. Концентрация японских войск вблизи монгольской границы представляла прямую опасность для СССР. В случае оккупации МНР Квантунская армия получила бы выход к советским рубежам в Забайкалье, что резко повышало уязвимость Дальнего Востока и Восточной Сибири. Повод для беспокойства давали участившиеся в конце 1935 – начале 1936 г. вооруженные провокации японцев в районе Тамцак-Булакского выступа²⁸⁵. В связи с этим в 1935–1936 гг. основные усилия Москвы на Дальнем Востоке были нацелены на создание приграничной буферной зоны. Укреплялись военно-политические связи СССР и МНР. Однако Китай традиционно считал Внешнюю Монголию своим протекторатом. В этой связи прямые контакты Москвы и Улан-Батора вызывали недовольство Нанкина.