Автор с вызывающей откровенностью зовет современников брать пример с «шестидесятников» XIX века, которые отнюдь не об исправлении «деформаций» думали: ««Современник» и Чернышевский учили и воспитывали новое поколение революционных бойцов, будущих героев 1960-х и 1970-х годов. Между читателями и «Современником» установился тот живой, духовный контакт, когда люди понимают друг друга с полуслова, с полунамека. Образно говоря, читатели журнала чувствовали себя членами революционного союза (пусть организационно неоформленного), центральным комитетом которого был «Современник», а вождем – Чернышевский. Среди них бытовало даже такое название – партия «Современник». Создание такой «партии», с силой которой не могла не считаться реакция и которую ввиду ее «оригинальности» невозможно было разогнать, создание такой партии – бессмертная заслуга Чернышевского и его ближайших сподвижников. Что же сделали эти люди, и прежде всего – Чернышевский, чтобы реализовать благоприятные возможности, какой знали они секрет «превращения журнала (при данных обстоятельствах) в «главный штаб» и «центральный комитет»?»[330]
«Секрет этот, – разъясняет Автор, – заключался не в чем ином, как в выработке научно и всесторонне обоснованной программы, «Современник» сделал глубокий анализ экономического быта России, дал всестороннюю оценку политического момента, и исходя из него выработал программу действий, наметил пути борьбы и ее конечные цели.
Все эти пассажи ясно свидетельствуют, что Автор твердо закрепляется на новом теоретическом рубеже:
Знали пять формаций – по Марксу: первобытнообщинная, рабовладельческая, феодальная, капиталистическая и предстоящая – коммунистическая (с социализмом – на первом этапе). Всё!
Ничего другого быть не могло! Все социальные системы всех стран мира должны укладываться в эту схему (ну, с некоторыми незначительными вариациями, конечно). Это была неприкасаемая часть официальной марксистской идеологии.
Правда, железобетонность этого теоретического фундамента немного расшатывалась дискуссиями об «азиатском способе производства» – шестой? Или какой-то особой, «побочной» (неосновной) формации? Впрочем, решались на все эти «смелости», тоже прикрываясь соответствующими высказываниями Маркса (не вполне, однако, ясными – отсюда и «дискуссии»). А также – утверждениями о том, что (тоже опираясь на некоторые мысли немецкого классика) можно говорить не о пяти, а о трех формациях (что-де рабовладение, феодализм и капитализм – это не отдельные формации, а три стадии одной формации).
И вот в этот круг «расчисленных светил» вводится Автором некая «незаконная комета» – новая, современная формация, не укладывающаяся в неприкасаемую марксистскую формационную «пятичлен-ку». Формация, сложившаяся в Советском Союзе: не капитализм и не социализм. Тогда – какая же, в чем ее суть?
В книге «От Чернышевского к Плеханову» – первые подходы Автора к описанию этой формации (подходы, которые в дальнейшем будут расширяться, углубляться и уточняться). Итак, какой же предстает она в этой книге? Понятно, как я уже не раз объяснял, прямо, «в лоб», «открытым текстом» она не могла быть представлена; опять-таки только – в форме эзоповой, но достаточно прозрачной. Ее содержание раскрывается в виде ряда социально-политических конструкций, рождавшихся в русских социалистических кругах второй половины XIX века, по большей части – народнических.
В центре анализа – модель социализма, разработанная видным теоретиком и практиком народничества 70-х годов XIX века Петром Ткачевым. Вот эта, ткачевская, модель, по мнению Автора, очень близка к той «модели», что была воплощена в жизнь сталинским руководством в 30-40-е годы XX века. И потому анализ «социализма» Ткачева дает Автору возможность высказать многое из того, что он думает о сталинском «социализме» – о его сущности и причинах возникновения.
Ткачевисты в XIX веке, как и сталинисты – в XX, провозглашали: мы уничтожим частную собственность, вместо неё введем общественную. Это и будет фундаментом (базисом) социализма, где всё будет принадлежать не кучке богатеев-эксплуататоров, а всем и каждому (по Маяковскому: «улица – моя, дома – мои»). Отмечалось также, что общественная собственность приведет к упразднению наемничества («наемного рабства»), и работник превратится из «наемного рабочего» во владельца средств производства, в «хозяина», работающего не на «господина», а «на себя».