СССР: от разрухи к мировой державе. Советский прорыв

Сверху не последовало указаний действовать с большей осмотрительностью. Совсем наоборот. Начал Сталин статьей «Год великого перелома», написанной в годовщину революции. В статье утверждалось, что «в колхозы пошел середняк», а «коренной перелом» в отношении крестьянства к коллективизации сельского хозяйства изображался как нечто уже достигнутое. Через несколько дней (10–17 ноября) собрался Пленум Центрального Комитета и Центральной контрольной комиссии. Были обсуждены целых три доклада о сельском хозяйстве. Кроме того, пленум вновь занялся правыми и Бухариным; этот последний был выведен из Политбюро, после того как на него и остальных обрушивались массированные нападки и потоки критики в течение нескольких дней подряд. В подобной атмосфере даже видимость умеренности по вопросу о колхозах выглядела бы как уступка правым.

По мнению Молотова, который был одним из докладчиков, нужно было полностью коллективизировать главные сельскохозяйственные области или даже целые республики, и не за пятилетие, как он сам говорил несколькими месяцами раньше, на XVI партконференции, а в ближайшем году. Сталин заявил: «Теперь даже слепые видят, что колхозы и совхозы растут ускоренным темпом». Оратора, обращавшего внимание на первые опасные перегибы, Сталин прервал репликой: «Что же вы хотите, все предварительно организовать?». Тем не менее неверно было бы на этом основании представлять себе дело так, будто Центральный Комитет сопротивлялся форсированию, а Сталин с Молотовым заставляли его идти против собственной воли. Если судить по известным нам фактам, коллективизаторская лихорадка была присуща большинству ораторов. Впечатление было такое, что руководящие круги были сплошь охвачены надеждой одним махом разрешить проклятые проблемы села путем лихой атаки на старый крестьянский мир, с которым следовало расправиться самыми решительными методами. Уже в 1921 г. Ленин отмечал, что в партии есть немало «фантазеров», которые мечтают, что «в три года можно переделать экономическую базу, экономические корни мелкого земледелия». В резолюции пленума говорилось как раз о «гигантском ускорении темпов развития… которое предвидел Ленин».

Подобное стремление было свойственно не одному только Сталину, но в лице Сталина оно получило самого авторитетного сторонника, которому немногие теперь осмеливались перечить. В декабре он заявил даже, полемизируя с Энгельсом, что привязанность крестьянина к своему клочку земли в СССР не так уж и сильна, потому что земля уже была национализирована. Сталин говорил поэтому о «сравнительной легкости и быстроте» развития колхозного движения. Как «гнилую теорию» он отвергал идею возможности развития этого процесса «самотеком»: колхозы и совхозы следовало «насаждать» в деревне извне, со стороны «социалистического города», по отношению к которому крестьянин уже не будет испытывать прежнего «зверского недоверия». В этом же выступлении Сталин выдвинул новый лозунг – «ликвидировать кулачество как класс».

Так в ноябре – декабре 1929 г. произошел подлинный «перелом» в аграрной политике советских коммунистов. Он радикально изменил постановления как XV съезда, так и XVI партконференции. По значению своему это было нечто сравнимое с переходом к нэпу, хотя и нацеленное в противоположную сторону. Скудость документации пока затрудняет понимание всех мотивов, которые продиктовали такую перемену курса. Причем это трудно понять не только нам: такой поворот не могли объяснить себе и современники, которым приходилось проводить эту политику. Именно советский историк (Трапезников) первым обратил внимание на то, что каждый из предыдущих «крутых поворотов» в политике партии становился предметом обсуждений и, следовательно, коллективной выработки решений на специально созывавшихся съездах или конференциях. На этот раз ничего подобного не было. Поворот к новой политике, собственно, не был провозглашен и Пленумом ЦК, ибо ноябрьский Пленум, с одной стороны, остался тайным, а с другой – завершился принятием резолюций, которые отнюдь не вносили ясности в происходящее. Роковые решения тех месяцев вырабатывались специальными комиссиями Политбюро ЦК, статус которых никак не оговаривался Уставом партии и в которых решающая роль впервые принадлежала секретарям обкомов, то есть тем людям, чье влияние оказалось столь значительным при разгроме бухаринского крыла в 1928 г. Что же касается оперативного осуществления решений, то оно проводилось в соответствии с излюбленным сталинским методом. Вслед за провозглашением лозунгов принимались директивы. В некоторых случаях они носили форму постановлений узких правительственных и партийных органов. В других в этой роли выступали просто передовые статьи «Правды». Чаще же всего это были секретные циркуляры или телеграммы из центра на периферию. Подобные инструкции нередко, как мы увидим, противоречили друг другу. Неудивительно поэтому, что партия была плохо подготовлена к встрече с выраставшей перед нею грандиозной задачей, к тому, чтобы предвидеть ее коварные последствия и заранее рассчитать эффект.