СССР: от разрухи к мировой державе. Советский прорыв

Сосредоточенные только в МТС и совхозах, государственные инвестиции в сельское хозяйство были скромными. Соответственно, весьма относительным был и технический прогресс в этой сфере. На этот счет имеются свидетельства иностранных граждан, более чем благожелательно настроенных к Советскому Союзу. Они подтверждаются цифрами и сведениями из официальных источников. Имевшиеся финансовые средства поглощались индустрией.

Наиболее примитивные орудия труда исчезали в деревне. Самая важная перемена к лучшему состояла в распространении машин. Тракторный парк увеличивался особенно во второй пятилетке и значительно меньше в третьей, когда тракторные заводы переводились на производство танков. Число тракторов в сельском хозяйстве выросло со 148 тыс. в 1932 г. до 456 тыс. в 1937-м и 531 тыс. (зачастую, правда, большей мощности) в 1940 г. В 1941 г. имелось также 182 тыс. комбайнов и 228 тыс. грузовиков. Вспашка к этому времени была механизирована на 70–90 % (в зависимости от культуры), а уборка зерновых – на 46 %; все остальные операции оставались целиком ручными. Этому несомненному прогрессу не сопутствовали, однако, ни увеличение производительности труда, ни аналогичное улучшение на других участках. Крайне недостаточно использовалась электроэнергия: электричество в 1940 г. имелось лишь в 4 % колхозов, 36 % МТС и 28 % совхозов. Совершенно неудовлетворительно обстояло дело с химическими удобрениями. Производство их увеличилось с 1 млн. до 3 с лишним млн. г; 8 млн. г планировалось получить уже в первой пятилетке. Шли они исключительно на наиболее важные технические культуры – хлопок и сахарную свеклу, остальные вынуждены были обходиться без удобрений.

Отсталой была система обработки почвы. Во второй половине 30-х гг. были официально одобрены, вслед за чем получили обязательное и догматическое распространение биологические теории Лысенко и агрономические теории академика Вильямса. Достоинства их, как выяснилось впоследствии, были мифическими в первом случае и сомнительными или, во всяком случае, ограниченными – во втором. Но и та, и другая теории обладали одним преимуществом в глазах Сталина и московских руководителей: они, видимо, сулили резкий рост плодородия без внесения удобрений. Так называемая «травопольная система» Вильямса обещала сохранение плодородия с помощью одних лишь соответствующим образом подобранных севооборотов, преимущественно благодаря многолетним травам, исключая обращение к химическим удобрениям. Ни одна из этих двух теорий не устояла бы перед серьезной экспериментальной проверкой и серьезным научным обсуждением. Однако сталинские методы правления не предусматривали подобных дискуссий. Жертвами этих методов пали сами ученые – в первую очередь Вавилов и Тулайков, – которые на заре коллективизации, на XVI партконференции, поднимались на трибуну, чтобы своим авторитетом подкрепить перспективу будущего – передового и ведущегося в соответствии с требованиями науки сельского хозяйства. Лишь многие годы спустя в СССР вынуждены были признать, что теории Вильямса и Лысенко нанесли «огромный ущерб» развитию советского сельскохозяйственного производства как тем, что привели к истощению почв, так и тем, что парализовали поиски более рациональных методов ведения хозяйства.

Застой в сельскохозяйственном производстве

После тяжелого кризиса, порожденного ударной коллективизацией, сельское хозяйство стало проявлять признаки оживления в 1934 г., но положение улучшилось лишь в 1935 г. Преодоление чудовищных трудностей 1932–1933 гг. как раз и представляло собой главный успех новой колхозной системы. Система эта сумела начать действовать. Сокрушенной в ходе битвы, однако, оказалась другая честолюбивая надежда, изначально связанная с замыслом коллективизации: обеспечить новый подъем сельского хозяйства. Во второй половине 30-х гг. выдавались удачные (1935-й и 1940-й) или даже просто отличные (1937-й) по урожайности годы; были и плохие (например, 1936 г.) или, на худой конец, посредственные сезоны. Однако сельскохозяйственное производство оказалось не только по-прежнему уязвимым для капризов погоды, но и, по сути дела, пребывало в застое. Его отставание от промышленности, которое уже в 1928–1929 гг. было признано «чрезмерным», за это время лишь усилилось. Запланированный на вторую и третью пятилетки прирост производства сельскохозяйственной продукции остался полностью неосуществленным: увеличение, полученное в 1940 г., было еще весьма далеко от того, которое намечалось на одну только первую пятилетку.