СССР против США. Психологическая война

Эти тайные операции включают: пропаганду; экономическую войну; превентивные прямые действия, включая саботаж, противодействие саботажу, разрушения и эвакуацию; подрывную работу против иностранных государств, включая помощь подпольному движению Сопротивления, партизанам и эмигрантским группам освобождения, поддержку антикоммунистических групп в странах свободного мира, находящихся под угрозой. В число таких действий не входят вооруженный конфликт с участием регулярных вооруженных сил, шпионаж и контршпионаж, прикрытие и обман в интересах ведения военных операций»[149].

Положения, сформулированные в директиве СНБ 10/2, окончательно определили роль ЦРУ в «психологической войне» против других государств, в первую очередь Советского Союза. Эта директива, как отмечено в официальной истории ЦРУ, «уполномочивала гигантское увеличение размаха тайных операций против Советского Союза, включая политическую и экономическую войну, квазивоенные операции». Соответственно оперативным задачам, развертывались и надлежащие подразделения ЦРУ, объединенные тогда в рамках Управления координации политики (ОПК). К 1952 году отделения ОПК действовали уже в 47 странах. Планированием зарубежной пропагандой стал заниматься специальный орган — Аппарат по связям с общественностью за рубежом. Из государственного бюджета ему было выделено в 1949 году 31,2 млн долларов, в 1950-м — 47,3 млн долларов[150].

В 1955 году Совет национальной безопасности США изменил процедуру контроля над проведением подрывной работы. Директивой СНБ-5412 рассмотрение всех планов «тайных операций» возлагалоась на специальный правительственный орган. Его название и состав с годами менялись: «Специальная группа 5412», «Комитет 303» при президенте Кеннеди, «Комитет 40» при президенте Никсоне. Однако в директивах СНБ неизменно предусматривалось, что проекты утверждают именем президента ведущие должностные лица от государственного департамента, Министерства обороны, председатель комитета начальников штабов и представитель Белого дома в СНБ. С годами основную ответственность за эти дела постепенно стал нести помощник президента по национальной безопасности; эту должность в шестидесятые и семидесятые годы последовательно занимали М. Банди, У. Ростоу и Генри Киссинджер.

18 августа 1948 года вышла новая директива СНБ, № 20/1, «Цели США в отношении России». Этот документ, насчитывающий 33 страницы, был впервые опубликован в США в 1978 году в сборнике «Сдерживание. Документы об американской политике и стратегии 1945–1950 гг.».

Во вступительной части директивы объяснялось:

«Правительство вынуждено в интересах развернувшейся ныне политической войны наметить более определенные и воинственные цели в отношении России уже теперь, в мирное время, чем было необходимо в отношении Германии и Японии еще до начала военных действий с ними… При государственном планировании ныне, до возникновения войны, следует определить наши цели, достижимые как во время мира, так и во время войны, сократив до минимума разрыв между ними».

Основные цели США в отношении России сводились к следующему:

«а) свести мощь и влияние Москвы до пределов, в которых она не будет более представлять угрозу миру и стабильности в международных отношениях;

б) в корне изменить теорию и практику международных отношений, которых придерживается правительство, стоящее у власти в России…

Речь идет прежде всего о том, чтобы Советский Союз был слабым в политическом, военном и психологическом отношениях по сравнению с внешними силами, находящимися вне пределов его контроля…

В худшем случае, то есть при сохранении советской власти на всей или почти всей нынешней советской территории, мы должны потребовать:

а) выполнения чисто военных условий (сдача оружия, эвакуация ключевых районов и т. д.) с тем, чтобы надолго обеспечить военную беспомощность Советского Союза;

б) выполнение условий с целью обеспечить значительную экономическую зависимость от внешнего мира…

Все условия должны быть подчеркнуто тяжелыми и унизительными для коммунистического режима..»[151]

И далее, после небольшого обоснования целесообразности психологической войны рассматривалась своего рода этическая сторона в отношении противника. К слову сказать, она мало согласуется с официальными «демократическими принципами свободного общества»:

«Наши усилия, чтобы Москва приняла наши концепции, равносильны заявлению: наша цель — свержение советской власти. Отправляясь от этой точки зрения, можно сказать, что эти цели недостижимы без войны, и, следовательно, мы тем самым признаем: наша конечная цель в отношении Советского Союза — война и свержение силой советской власти.

Было бы ошибочно придерживаться такой линии рассуждений.

Во-первых, мы не связаны определенным сроком для достижения наших целей в мирное время. У нас нет строгого чередования периодов войны и мира, что побуждало бы нас заявить: мы должны достичь наших целей в мирное время к такой-то дате или «прибегнем к другим средствам»…