СССР: вернуться в детство?..

Все выбежали нас встречать, и в узком коридоре сразу стало тесно. У тёть Клары* с дядь Валей было две дочери, обе старше меня. Алёнка на восемь лет, модница и выпендрёжница, а Ира на десять, отличница, комсомолка и так далее. При этом Алёнка была копией татарки-мамы, жгучая брюнетка, а Ира — беленькая, вся в отца.

*Да, покойный дед Нугман

назвал двух дочерей

в честь революционерок:

Клары Цеткин и Розы Люксембург.

Тётю Розу все очень любили,

была она доброй, весёлой

и красоты удивительной,

но умерла молодой —

что-то с почками случилось,

и не смогли спасти…

Пошёл шум-гам и громкие разговоры. Мама с бабушкой сразу ушли к тёте Кларе на кухню, где шипело масло и жарились пирожки. А я тихонько прошлась по комнатам, вспоминая, как тут у них всё…

Мебель у тёти Клары с дядей Валей вся была полированная, блестящая. Не думаю, что они специально выбирали что-то особенно модное — покупали ведь то, что в магазинах было. Интересно, что вместо крайне распространённых стенок в зал они поставили три шкафчика на ножках одного типа и цвета, но немного отличающихся — даже по высоте. Первый шкаф был с большим остеклённым верхом — то, что называется «горка». Полным хрусталя. Нет, что ни говорите, хрусталь — это красиво, в разы красивее тупо гладких бокалов. Второй шкаф — с глухими дверцами, как под документы. А третий — книжный. Я непроизвольно затормозила около полок. Попросить почитать что-нибудь?

Мда. Классика у нас и так была, пусть набор немного другой, но легче нужное в библиотеке взять, чем в такую даль с пересадками таскать, а из прочего меня заинтересовал разве что двухтомник Макаренко, но это я уж в прошлой жизни несколько раз перечитывала и сейчас острой потребности освежать воспоминания не ощущала.

Здесь же стоял раздвижной, прямо как у нас, обеденный стол и шесть венских стульев с мягкими сиденьями. И большой бордовый диван. И люстра в зале, кстати, висела хрустальная, из множества сверкающих пластиночек. Смотреть люблю. Мыть не люблю, мда.

В коридорчике, соединяющем три комнаты, прижимался к стенке трельяж. Вот такую штуку я хочу! Причёску со спины видно, класс! Я пошевелила боковые створки и увидела, что на полочках стоят духи и одеколоны. Духи я, честно сказать, не очень люблю, а вот одеколон в большом голубом флаконе с грушей-пшикалкой с детства мне нравился. Я взяла увесистую стекляшку и осторожно понюхала. Запах был приятный и не похожий на среднестатистические мужские ароматы. Пахло дирижаблем над васильковым полем. Такая вот ассоциация, не могу лучше объяснить.

В родительскую спальню я заходить не стала — неудобно как-то. Заглянула в открытую дверь. Две составленных рядом кровати-полуторки, трёхтумбовый шкаф чуть не до потолка, на полу — метра два простой ковровой дорожки, бордовой, с зелёными бордюрами по краям. В углу — восхищавший меня в детстве абажур со шнурком-дёргалкой.

У Алёнки с Иркой стояли такие же кровати, но по углам. Два секретера и плательный шкаф — двухтумбовый и пониже, чем родительский. А на шкафу как раз и просматривалась печатная машинка.

Алёнка зашла в комнату и увидела, что я стою на цыпочках и тяну шею.

— Ты что, печатную машинку увидела?

— А кто на ней печатает? — сразу воспользовалась ситуацией я.

— Это мама печатала, когда диплом писала. Ей тогда её отдала тётя… — тут последовало длинное объяснение в духе «двоюродного деда кумы внучатой племянницы невестка».

— А она работает?

— Наверное, — Алёнка пожала плечами, — не знаю, её никогда не снимают. Пошли, мама там пирожки пожарила.

Мы все уселись за столом, развёрнутым в зале, стали чай пить с пирожками и снова всякие новости обсуждать. Я дождалась паузы в разговоре и спросила:

— А печатная машинка работает?

Все уставились на меня в недоумении.

— Ой, я про неё и забыла! — всплеснула руками тётя Клара. А дядя Валя, которому в этом цветнике было откровенно скучно, предложил:

— Хочешь посмотреть, как она печатает?

— Хочу! — немедленно согласилась я.

— Да поешьте нормально! — попыталась остановить нас тётя Клара.

Но дядя Валя уже придумал себе развлечение. Он устремился в девчачью спальню, стащил со шкафа машинку, обдул от пыли и начал демонстрировать мне её, как слона. Вблизи, надо сказать, аппарат выглядел крайне архаично. Чем-то он (аппарат) напоминал мне старый бабушкин «Зингер» — древнюю ручную швейную машинку, которая обычно стояла у Наиля в шкафу. По… как это назвать?.. по архитектуре, что ли? В общем, по общему виду и проглядывающим сбоку железякам агрегат вызывал ассоциации со всеобщей механизацией сороковых годов. И здоровая же была бандура! Называлась «Радянська Украина», с такой буквой и, с точкой наверху. И сама буква «i» в раскладке тоже была. И «э» отзеркаленная, не знаю, как она называется.

— А что такое «радяньска»? — спросила Ира, которая тоже пришла посмотреть агрегат.