СССР: вернуться в детство?..

Вторая половина декабря прошла спокойно, даже сонно. Мама работала, я строчила каждый день как пулемёт; бабушка мне купила целую пачку тетрадок, и я уже несколько штук исписала. Сразу в идеале, понятное дело, не получалось, и внутри этих тетрадок торчал уже целый пучок вкладышей, помеченных порядковыми номерами — с исправлениями и дополнениями. Печатать пока не начинала. Решила: сперва закончу книгу, отлежится пару месяцев, вычитаю — потом начисто сделаю. Иначе что за удовольствие, перепечатывать туда-сюда? В отдельной тетрадке продвигался синопсис*. Кажись, без синопсиса не берут большие произведения. Может, и берут, но я хотела прям с козырей зайти.

*Условно говоря, скелет книги.

Вечерами, когда мама дома, рисовала иллюстрации, доводила до ума.

Ещё, из знаменательного, меня достало мытьё волос тупо мылом. У меня от этого волосы становятся как мочалка, и сразу, как только высохнут, такое впечатление, что три дня назад мылся.

Здесь вообще в основном всё мылом. Посуду мыли мылом. Стирали тоже мылом, только уже хозяйственным. У бабушки для мыла даже была отдельная тёрка, которая стояла под ванной. Когда нашу «Сибирь» для стирки выкатывали и в стиральный бак заливали горячей-прегорячей воды, бабушка прямо туда мыло на тёрке тёрла. Так-то нормально растворялось, кусков на одежде я не видела.

Но голову мылом мыть — чёт уже перебор.

И вот я выпросила у бабушки полтора рубля* и пошла в промтоварный.

*Большие деньги!

Восемь булок хлеба второго сорта можно купить,

и ещё шесть копеек на проезд в автобусе останется.

09. ПРЕДНОВОГОДНЕЕ

ВСЁ РАДИ КРАСОТЫ

В промтоварном я долго бродила вдоль витрин, рассматривала всякие нужные и полезные вещи. Шампуни там тоже были. Один шампунь стоил рубль, но по виду подозрительно напоминал одеколон. Был он налит в стеклянную бутылку и когда продавщица его пошевелила, совершенно жидко забултыхался. Ну, вода водой. Назывался «Надежда». На что они надеялись, спрашивается?

Второй шампунь совершенно конкретно и прямолинейно назывался «Желтковый» и был упакован в алюминиевый тюбик, толстый, как для клея «Момент». Стоил рубль тридцать. Зато на тюбике было обещано, что он концентрированный. Хм.

Я ещё посомневалась и выбрала желтковый. Стеклянную бутылку я со своей природной ловкостью по-любому разобью. А потом ещё и в ванне на осколок наступлю. Ну, на́фиг!

Ничё такой шампунь оказался, кстати. Непривычный немного, но уж куда лучше, чем мылом мыть.

БУРОВИКИ

Двадцать седьмого декабря ударил мороз. Термометр упал ниже тридцати, окна ледяными узорами покрылись чуть не до самого верха! А к обеду с вахты приехал Наиль, мамин брат!

Сперва все радовались, обнимались-целовались, потом за столом посидели, а потом он выпил, я бы сказала, лишнего и уснул.

Утром в понедельник мама на работу ушла, а бабушка заметалась. Наилька, я так поняла, ей денег довольно прилично дал, и она хотела что-нибудь вкусненькое к новому году купить, но это ж надо в центр ехать (или как у нас все говорили «в город») — а тут я.

— Да езжай, баба, — успокоила её я, — мы нормально посидим. Я рисовать буду. Мандаринок купи, а?

Новый год. Мандаринов хочется. А их не просто купить — их достать надо. Найти, где «выбросили», и очередь отстоять. И один килограмм в одни руки.

Бабушка решилась — понеслась. А я спокойно своими делами занялась. Вдруг, часов в одиннадцать — звонок. Смотрю в глазок — мужик незнакомый.

— Кто там? — спрашиваю.

А он:

— А Коля дома?

Да какой Коля, думаю?

— А у нас Коль нету, вы ошиблись.

— Да как нету? Коля, буровик!

И тут до меня дошло:

— А, Наиль, наверное?

— Да, да! — обрадовался дядька.

— А вас как зовут?

— Лёха!

— Подождите…

Я пошла в кухню, взяла железную кружку с ложкой и начала энергично звенеть у Наиля над ухом. Через пятнадцать секунд интенсивных упражнений один глаз открылся:

— Оля, ты чё?

— Там пришёл мужик, тебя ищет. Говорит, Лёха его зовут.

— А-а… Лёха с Бохана… Скажи: щас…

Лёха принёс с собой три банки кильки в томате, штук пять плавленых сырков «Дружба», булку хлеба и две бутылки водки по 0,5. Мужики сели в кухне и начали разговоры разговаривать. После трёх рюмок Лёха спросил, можно ли у нас курить в форточку, но Наиль сказал, что мама будет ругаться (это он, конечно, про бабушку), и они пошли в подъезд. Потом вернулись и бодро приняли ещё по одной.

Я подумала, что перспектива сидеть с двумя наливающимися мужиками меня как-то не очень прёт, и пришла на кухню. Наиль немедленно весьма официально представил меня своему товарищу в качестве любимой племянницы, отрекомендовав как очень умную девочку «пять лет, а уже читает». Лёха к моим достижениям отнёсся весьма положительно и даже процитировал Ленина: «Учиться, учиться и ещё раз учиться!» Молодец какой.

— Чё отмечаете-то? — спросила я. — Тринадцатую зарплату, поди?

— Точно, глянь какая умная! — восхитился Лёха. — Такая маленькая, а про тринадцатую зарплату знает!