СССР: вернуться в детство?..

— Может быть, мы не будем срывать урок и поговорим в другом месте?

Я начала проталкиваться между учениками, и Татьяна Геннадьевна расстроенно сказала:

— Ребята, садитесь, — так что директрисе пришлось уже проще.

Я вышла из класса и пошла в сторону директорского кабинета. Алевтина Ивановна возмущённо клацала каблуками за мной. Более всего она напоминала надутую камеру, из которой подтравливает воздух.

Я шла и представляла себе, как гордо сейчас с ней поговорю. Я же издающийся автор, а не пуговичка вам от кальсон! И вообще, скажу: я и так согласилась на уроках сидеть, вам не кажется, что заставлять меня в придачу непрерывно смотреть на доску и записывать примитивные примеры — это всё на психологическую пытку смахивает? И ещё…

Я зашла в директорскую приёмную и проследовала мимо секретарши.

— Там никого нет! — воскликнула она.

— Вон она, сзади идёт, — мрачно ответила я и прошла в кабинет.

Памятуя о том, что наша директриса в те годы крайне трепетно относилась к тому, чтобы в её присутствии никто не смел садиться раньше неё, я остановилась у её стола, напротив директорского места. Так, пожалуй, даже лучше будет. Она сядет, и мы окажемся практически на одном уровне.

Директриса величаво… как это сказать?.. вшагала в кабинет и уселась в своё директорское кресло. Смотрела она крайне неприятно. А ведь будет вполне доброжелательная тётушка. Сильно потом. После всех своих несчастий. Удивительно, как люди меняются. Я думала всё это, пока она пафосно читала мне нотации. И вдруг, в паузе, услышала свой голос. Мдэ, бывает со мной такое, особенно в момент стресса, подсознание успевает сказать до того, как регулирующие процессы включатся:

— Алевтина Ивановна, не пускали бы вы сына на речку. Утонет ведь он…

— Что? — остановилась она на полном ходу.

Я тяжко вздохнула и потёрла лоб. Ну, вот заче-е-ем?.. Как мне вырулить теперь?

— Там… будет на дне какой-то бетонный блок с торчащей арматурой. Он нырнёт и насадится, прямо всем телом. Пока найдут, пока будут вытаскивать, он умрёт от кровопотери и утопления. И, возможно, от болевого шока.

Мне показалось, что у неё не только лицо побледнело, а даже глаза.

— Ты что такое говоришь?..

Я всё-таки села и ссутулилась:

— Я уже жалею, что вам рассказала. Я ведь не смогу назвать ни год, ни место. Только… он довольно большой уже будет. Может, даже в институте уже будет учиться. И, кажется, поедет с друзьями…

Стало слышно, как громко, отчётливо отсчитывают секунды стрелки настенных часов. И тут я сломалась. Я ведь помню её…

— Мы… с вами потом общаться будем… — немного, но перемена в человеке будет настолько оглушающая… Слёзы полились у меня в три ручья. — И вам после его смерти будет очень тяжело. Инсульт случится. Там будет ещё что-то плохое, это я уже не знаю. Но сына попробуйте спасти…

Я начала рыдать уже неостановимо. Достала из кармана фартука платок, высморкалась. Надо же было, чтобы срыв произошёл именно сейчас, именно здесь…

В руки мне тыкался стакан с водой.

— Оля… попей, — она сидела напротив меня на корточках, и была похожа на самую обыкновенную тётю, только что с гнездом на голове.

Я отхлебнула несколько глотков.

— Спасибо.

— Ты… ты откуда это всё?..

— Я не знаю. Только никому не говорите, пожалуйста. Люди начнут про своих спрашивать, а я что могу сказать? Иногда знаю. Вот… Андропов тоже долго не протянет. Год, наверное. Так что у вас будет время проверить.

Этой фразы она испугалась, оглянулась на секретарскую, прошептала:

— Ты лучше такое никому не говори.

Я судорожно вздохнула и кивнула:

— Ладно, не буду.

Алевтина Ивановна вернулась на своё место и раскрыла тетрадку:

— И всё-таки, вот это что такое, ты можешь объяснить?

Я привстала и заглянула в тетрадь.

— А-а… это м… логический квадрат, — исправилась я на ходу; мало ли, как они тут на слово «магический» среагируют, я уж и не помню, — восьмого порядка. Надо, чтоб числа не повторялись, и чтоб в столбцах и строках была одинаковая сумма.

Директриса подняла брови, разглядывая таблицу:

— Это ты где списала?

— Это я сегодня составила.

— Сама?! — она посмотрела на меня круглыми глазами.

— А кто? — проворчала я.

Она перелистнула пару страниц:

— А это что?

Я навалилась на стол:

— Поверните… А-а! Это я рассчитывала примерные суммы гонораров, который получит автор за книгу объёмом в десять и шесть десятых авторских листа при различных сопутствующих условиях.

— Вот как. А почему тебя интересует эта тема? Мама хочет издать книгу?

— Насколько я знаю, пока в работе слишком мало материала для полноценного нового издания.

— Тогда зачем?

— Для себя, — пожала плечами я.

— Ты тоже хочешь написать книжку?

— Почему хочу? Я уже. И надеюсь, что кроме журнального у неё будет и твёрдый переплёт.

— Погоди, — Алевтина Ивановна закрыла тетрадку и сложила руки стопочкой, — я сейчас тебя маленько не поняла…

— Давайте, я вам покажу? — предложила я, поднимаясь. — Так проще будет. Вы не уходите, я сейчас принесу.