Мама, кажется, жаловалась бабушке, что всё оказалось не так блестяще, как в момент вербовки было описано. Бабушка ответственно предлагала порубить всех нахер саблей. Фигурально выражаясь, конечно.
Я тоже была за саблю, но с советами не лезла. Пять лет, какой советчик. Сильно умное начнёшь говорить – помчатся со мной к «неврипитологу», а ну как у дитятки горячечный бред?..
Меня другое волновало – блин, чё делать? Нет, вот так: ЧЁ ДЕЛАТЬ, БЛИН?!
Я проверила по очереди все отделы шкафов в комнате – чисто в памяти встряхнуть, где что лежит. Переоделась в домашнее. Господи, маленькие ручки, маленькие ножки, непривычно как, ужас...
Нашла в шкафу раскраски и карандаши. Тэкс, раскраски мне без надобности, цветные карандаши я терпеть не могу (кроме акварельных, которые появятся хрен знает когда), а вот простой...
Простой карандаш нашёлся. Даже два: ТМ и М2. М2 рисовал так жирно, что меня аж оторопь взяла. Эх, мне бы акварельные... Люблю чёрным акварельным рисовать. Что-нибудь вместо него, интересно, можно подобрать? Уголь? Мдэ...
Внизу под пачкой раскрасок обнаружился альбом для рисования, в простой картонной корке с максимально примитивным рисунком – кретинически радостный ёжик* и прочее. Белый картон, одноцветный рисунок, проще некуда. Зато внутри такая бумага! Листы были толстые и фактурные, пожалуй что и под акварель пойдут. Сорок листов. Тридцать семь копеек, на задней корке было пропечатано.
Тут меня посетила новая мысль, что хорошо бы сперва привыкнуть к новой мелкой моторике. К более мелкой мелкой моторике, чем старая более крупная мелкая моторика. Какова фразочка, а? Специально оставлю.
Портить хорошую бумагу на эксперименты было жаль, я выдернула из пачки раскрасок первую попавшуюся и села за свой маленький стол. Тэкс, проверим, что у нас со штриховкой.
В комнату заглянула мама:
– О, а ты чего вся разделась-то? В больницу пойдём?
– У меня всё прошло, – ответила я, сосредоточенно штрихуя. – Мам, у нас есть просто листочки белые? Или тетрадки?
– Как это «прошло»?! – возмутилась мама. – А если ночью снова заболит, а лекарства нет?
– Не заболит.
– Так, ну-ка, хватит дурью маяться! Одевайся и пошли!
Я глубоко вздохнула и подпёрла руками лоб. Ругаться с ней, что ли? Слово моё последнее...
– Мама, – терпеливо сказала я, – у меня ничего не болит. И ничего не болело! – торопливо добавила я, увидев, что она начинает сердиться. – Я специально тебе сказала, потому что я не хочу там больше находиться. И я туда больше не поеду. Там холодно и неприятно. Тупое, бессмысленное времяпрепровождение! С бабушкой останусь. А в больницу мы пойдём, только если тебе больничный надо. Я пожалуюсь, две недели дома просидим. А ты съезди и заявление на увольнение напиши, и не придётся отрабатывать. Или едь отработай, если охота всё здоровье своё проморозить. Почки простудишь – тебе что, новые купят?
Вот это меня понесло...
– Что? – растерянно спросила мама.
Но из-за её спины вдруг высказалась бабушка:
– Вот, даже ребёнок понимает! По-женски простудишься, будешь всю жизнь лечиться!
В поликлинику мы сегодня так и не пошли.
Мама с бабушкой долго спорили и препирались в кухне, бабушка, кажется, давила на то, что деревенская школа матушку прокинула с обещаниями, и хорошо бы им все эти претензии выкатить.
Я слушала-слушала, потом постаралась максимально по-детски сформулировать мысль и вышла в кухню.
– А нельзя устроиться на работу поближе к бабушке? У нас две школы рядом.
Я точно знаю, что когда она летом приедет и будет искать работу, в восемнадцатой школе ей скажут, что целый год маялись без учителя физкультуры, и буквально две недели назад нашли – где ж вы были, девушка...
Мама с бабушкой уставились друг на друга.
– А чё? – сказала бабушка. – Сходи да узнай.
– Думаешь, места есть в середине года? – усомнилась мама.
– За спрос в нос не дадут, – тихонько подкинула я.
– Правда что! – согласилась бабушка. – Сходи, спроси. Рабочий день ещё. Вдруг надо физрука? Переводом пойдёшь!
Вот оно, прозвучало это волшебное слово! «Переводом»! В этом случае и отработок не требуется, и стаж не теряется. И сумасшедшего детсадовского ритма удастся избежать.
Да, в прошлый раз матушка устроилась в садик от безысходности – ну не было больше рядом рабочих мест по пед.образованию. Эксперимент получился удачным. Для садика.