СССР: вернуться в детство?.. (СИ)

Папа посмотрел на меня подозрительно.

– Какую?

Я покачала ногой.

– Маму со школы тоже отправляют поступать. Она, конечно, не на спортивное пойдёт, а на учителя физкультуры, так что вы в разных группах будете. Но для того, чтоб вы в разных группах были, ей надо ещё экзамены удачно сдать. А с этим, я боюсь, будут проблемы.

Наслышаны мы, как в улан-удэнском чужих валят.

– Н-да-а-а... – протянул папа.

– Папа, надо, чтоб ты помог. Скажи там как-то своим нужным людям, что ты не один поступаешь. Наглость, конечно, но нам нужна помощь. Фамилии у вас одинаковые. Не знаю... двоюродной тётей представь или ещё кем. Как хочешь – надо пройти. Тяжко нам, а так хоть на тридцать рублей побольше зарплата будет.

Последний аргумент был, конечно... Если у отца и были какие-то возражения, он их произносить не стал. Сказал просто:

– Я попробую.

И то хорошо. Он товарищ такой, если начнёт «пробовать», обязательно что-нибудь придумает.

Пара дней у меня ушла на допечатку, после чего я отправила синопсис и три первых главы в редакцию журнала «Костёр», а второй, точно такой же набор – себе, тоже заказной бандеролью (в подтверждение авторства, я ж говорила). Дело сделано, остаётся только ждать. Возьмут – просто супер. Не возьмут – надо будет через месяцев шесть-восемь в другую редакцию попробовать заслать. Хотя бы в тот же «Пионер», хотя там немного другая... как бы это сказать... тональность, что ли.

Довольно внезапным и обескураживающим стало для меня то, что все по умолчанию ожидали, что я буду ходить с тётей Валей и дядь Рашидом к ним на дачу. В смысле – с Таней и Иркой (а чаще просто с Иркой).

Вот это поворот.

Нет, я люблю всё их семейство, но... Я как бы своё уже отходила, в тот раз. А теперь у меня как-то огонь в... кхм... в организме не горит по шесть километров туда-сюда пешком гонять ради удовольствия играть там в малышовые игры.

И когда тётя Валя двадцать первого, в пятницу, заскочила к нам и спросила:

– Чё, Оль, завтра-то с нами на дачу идёшь? – я от неожиданности брякнула:

– Честно говоря, у меня были совсем другие планы.

Совсем другого ответа от меня ожидали все присутствующие. Мда.

Но – нет. В этот раз я не хочу. Да и не могу. Уж не обижайтесь, мне надо поторопиться, чтобы заработать на кусок земли, желательно с приличным домом – и такой кусок, который поможет нам пережить надвигающиеся голодные годы.

14. БЕЗ ПРИКЛЮЧЕНИЙ-ТО НИКАК

МЫ С БАБУШКОЙ ВНЕЗАПНО ЕДЕМ В КОНТОРУ

Мама продолжала активно работать – вести какие-то кружки на площадке, летние спартакиады и фиг знает что ещё. Я наотрез отказалась расхаживать по дачам, и бабушка регулярно (кроме редких дождливых дней) выгоняла меня на улицу, «для движения». Против этого я принципиальных возражений не имела, и иногда даже бегала в школу – как раз в это время мама проводила с детьми всякое интересное, и я с ними заодно носилась, получая свою долю физнагрузки.

Возвращаюсь третьего числа домой – а бабушка мне быстренько дверь открыла и в зал ушла. Чё это – думаю. И тут я увидела знакомый конверт, аж ноги похолодели. Мой конверт от бандероли. Вскрытый! Я забежала в зал:

– Баба! Ты что наделала!?

Бабушка испугалась:

– А что? А что такое? Почтальонша приходила, я расписалась. Для тебя письмо – вот, книжку тебе прислали. Интересная! Я сижу вот, читаю...

– Баба! – застонала я. – Это МОЁ письмо. Я его сама себе отправила, его нельзя было вскрывать...

Бабушка заохала и засуетилась.

– Ах ты ж... А что делать? А давай мы его заклеим? А? Не пойдёт?

Я села на диван и потёрла лоб.

– Погоди, не паникуй. Не пойдёт уже. Теперь по-другому надо.

Так. Авторство может заверить нотариус. Это будет даже надёжнее, не надо трястись, что кто-то конверт распечатает. Только вот сколько это будет стоить?

– Баб, а где у нас есть нотариус? – я посмотрела в растерянное бабушкино лицо. – Или нотариальная контора?

Она поджала губы, соображая.

– Около рынка, по-моему, был. Где суд. Туда поедем?

– Поедем. Только теперь сшить надо.

В буквальном смысле. Мы нашли самую толстую иголку, сложили нитки в несколько рядов, совместными усилиями прошили мой талмуд, сзади на узелок завязали и хвостики к последнему листу маленькой бумажкой приклеили – правило такое. На этой бумажке полагалось помечать: «Пронумеровано, прошнуровано», дата и подпись.

Теперь у меня синопсис последним листом пойдёт, страницы книги-то с единицы пронумерованы. Да и ладно, какая разница.

– Ну вот, теперь поехали.

Нотариальный стол мы нашли довольно быстро. Нотариус в те годы вовсе не был пафосной персоной, и от небожителя отличался кардинально. Скорее, это был такой клерк, имеющий право заверять бумаги. И удовольствие заверить подпись на документе стоило тридцать копеек, а выдача всякого рода нотариальных удостоверений, свидетельств и справок – пятьдесят! На этом месте я едва не начала нервически смеяться. Я-то думала! А тут! Восемьдесят копеек!

Но оказалось, что я рано радуюсь. Дядька нотариус вдруг усомнился в своём праве подтвердить именно авторство. И вообще – такой маленький ребёнок...