СССР. Зловещие тайны великой эпохи

Стоит обратить внимание на эту формулировку: «предлагаю товарищам обдумать способ перемещения», словно речь идет об опасном элементе партии, с которым надо обращаться очень осторожно. Но грубость сама по себе черта не столь уж опасная. Груб, но справедлив, как скажет потом о себе Сталин, зачеркнув эту негативную характеристику. Нет бы Ильичу написать более откровенно. Обычно Ленин не очень стеснялся в выражениях, а тут, при смерти, вдруг стал деликатен и опаслив в выражениях. Боялся за свою жену, которую Сталин ненавидел? Трудно сказать. Уже потом, когда письмо, пусть и не сразу, но было обнародовано, Сталин сумел — и в этом восхитительное коварство его ума — обратить этот недостаток, указанный Лениным, в свое достоинство. «Да, я груб, товарищи, в отношении тех, которые грубо и вероломно разрушают и раскалывают партию. Я этого не скрывал и не скрываю». И добавляет: «Возможно, что здесь требуется известная мягкость в отношении раскольников. Но этого у меня не получается».

Как видим, он легко переворачивает эту свою черту характера, подменяя ее нетерпимостью, жестокостью к врагам партии, раскольникам — а кто же будет против этого возражать? И Сталин остался генсеком, нужно было сражаться за единство рядов партии, и он в борьбе за это единство убирает сначала с помощью Зиновьева и Каменева основного претендента на пост генсека Троцкого, выслав в 1929 году его вообще за границу. Каменев и Зиновьев, разгадав этот маневр «хитрого грузина», начинают борьбу против него.

На XIV съезде партии Каменев выступает с речью, направленной против Сталина: «Мы против того, чтобы создавать теорию «вождя», мы против того, чтобы делать «вождя». Мы против того, чтобы Секретариат, фактически объединяя и политику, и организацию, стоял над политическим органом. Мы за то, чтобы внутри наша верхушка была организована таким образом, чтобы было действительно полновластное Политбюро, объединяющее всех политиков нашей партии, и вместе с тем, чтобы был подчиненный ему и технически выполняющий его постановления Секретариат… Мы не можем считать нормальным и думаем, что это вредно для партии, если будет продолжаться такое положение, когда Секретариат объединяет и политику и организацию и фактически предрешает политику».

Это был первый открытый выпад против генерального секретаря Сталина. Каменев в этой части речи говорит «мы». В конце, когда он расшифровывает то, что имел в виду, Каменев переходит на местоимение «я», как бы прикрывая Зиновьева: «Я пришел к убеждению, что тов. Сталин не может выполнить роли объединителя большевистского штаба… Эту часть своей речи я начал словами: мы против теории единоличия, мы против того, чтобы создавать! Этими словами я и кончаю речь свою». Но Сталина не проведешь, он знает, кто душа этого заговора, кто эти «мы» и «я».

На том же съезде именно Зиновьев настоял, чтобы было два основных докладчика, чтобы именно Зиновьев делал содоклад в пику сталинскому.

Именно 21 декабря 1925 года, когда прозвучала эта речь Каменева на съезде, определились еще два кровных врага Сталина — Зиновьев и Каменев, против которых он начнет вести непримиримую борьбу. И Кирова это коснется впрямую, потому что через год он станет первым лицом в логове зиновьевцев, так долгое время Сталин будет называть Ленинград и ненавидеть этот город. После Зиновьева и Каменева очередь за Бухариным, а с ним его друзей Рыкова и Томского. А потом и черед последнего ленинского протеже — Пятакова, который, впрочем, не стал бороться за лидерство в партии, но Сталин уберет всех, кто входил в первый эшелон большевистской партии, пощадив, пожалуй, только женщин-революционерок. Он не считал их своими конкурентами. И, разбив всех остальных претендентов на партийный трон, Сталин пришел как победитель на XVII съезд ВКП(б), заявив: «Бить некого». Но он, как бывший боевик, давно исповедовал другую формулу: «Лучший враг — это мертвый враг», поэтому, оттеснив соперников от власти, он прекрасно понимал, что они будут внимательно следить за всеми действиями и любую ошибку, любой его промах постараются использовать в своих целях. Эти враги ему нужны были мертвыми, но как с ними расправиться, как казнить, какую найти причину — вот что занимало его ум, ради этого он и «сбивал» свою команду. И Киров, как его ставленник, ему был необходим.