Читаем Стадия серых карликов полностью

— А ежели беспорядки? Нешто можно дозволять, чтоб народ безобразил? Где это в законе написано, чтоб народу волю давать? Я не могу дозволять-с. Ежели я не стану их разгонять да взыскивать, то кто же станет? Никто порядков настоящих не знает, — сквозь Акакия Акакиевича проступил призрак унтера Пришибеева. — Обидно стало, что нынешний народ забылся в своеволии и неповиновении… Ну, да ведь без того нельзя, чтоб не побить. Ежели глупого человека не побьешь, то на твоей же душе грех. Особливо ежели за дело… ежели беспорядок… А еще тоже моду взяли с огнем сидеть. У меня записано-с! Кто с огнем сидит. Эй, Павел Морозов, вноси в протокол по губерниям: Курляндская… Тифлисская… Бессарабская… Петербургская… Московская… Киевская… Кемеровская… Донецкая… Воркутинская…

Унтер Пришибеев, далеко отставив от себя список, потому что очки его были слабоваты, диктовал мальчику десяти в лапотках, с красным галстуком на косоворотке. Павлик Морозов за маленьким столиком, от усердия наклонив голову набок и, раз за разом слюнявя химический карандаш, строчил протокол в ученической тетради.

— С надежным понятием недоросль! Вырастет — всем жизни даст, — отвлекся от диктовки унтер, чтоб отрекомендовать посетителю должным образом своего помощника.

Тут и загремели шпоры, что-то ударилось о кафель, и перед генералиссимусом собралось в единый образ нечто очень тощее и высокое, с копьем в руке и медным тазом на голове. В глазах странствующего рыцаря был океан боли и печали. Своего Росинанта он оставил, должно быть, в павильоне «Коневодство» — все равно в подземный туалет не въехать верхом, а Санчо Панса наверняка на осле мотался по магазинам, намереваясь обхитрить повальный дефицит.

— Поразмысливши хорошенько, государи мои, — продолжил великий Дон Кихот, и голос его катился по Вселенной, — невольно приходишь к заключению, что тем, кто принадлежит к ордену странствующих рыцарей, случается быть свидетелями великих и неслыханных событий. В самом деле, кто из живущих на свете, если б он въехал сейчас в ворота этого замка, и мы явились бы его взору так, как есть, почел и принял бы нас за тех, кем мы действительно являемся? Теперь уже не принадлежит сомнению, что рыцарское искусство превосходит все искусства и занятия, изобретенные людьми, и что оно тем более достойно уважения, что с наибольшими сопряжено опасностями. Нет, все это зависит от разумения, а тело тут не при чем.

Слова странствующего рыцаря насчет разумения и лишнего тела коричневой шляпой почему-то были поняты буквально: насчет разумения с рядовым генералиссимусом травить бессмысленно, а тело, что тело, его надо выбросить вон. И металлист в коричневой шляпе задумал дать ему под зад коленкой. Но перед тем как вышвырнуть Аэроплана Леонидовича на еще неприватизированную поверхность, напялил ему свой головной убор и сказал со смехом, что теперь он по-настоящему без штанов, но в шляпе, и сунул подмышку сверток с плакатами — по пути расклеишь.

Аэроплан Леонидович со своей стороны немного опешил, потому что у его провожатого вместо головы оказалась голая круглая коленка, со всех сторон одинаковая — торчит себе из джинсовой проклепанной насквозь куртки и никаких тебе ни черт лица, ни косметики, ни даже выражения. Да и откуда взяться выражению, разве коленка способна что-либо выражать? Аэроплан Леонидович, разволновавшись, совсем упустил из виду, что коленки способны все-таки к самовыражениям — грубо, некультурно и в столкновении с близвисящим задом.

Перед этим он все-таки обернулся назад, чтоб взглянуть на своих учредителей. Непонятно ему было ничего, но грустно. Скрывался в призраках какой-то смысл, что-то значило и то, почему все это происходило в туалете. Однако сдавать свой престиж он не намеревался: ведь ГОЭРЛО мы давно перегнали, реки буйные все перекрыли, человека мы в космос послали, к коммунизму дороги открыли!

Дон Кихот держал копье в левой руке, а правую беззащитно поднял над головой, открытой ладонью как бы призывая всех людей остановиться. Никогда Аэроплан Леонидович не бывал в Мадриде, однако он узнал этот жест — именно в испанской столице, на Plaza, бронзовый странствующий рыцарь безмолвно кричит раскрытой ладонью: «Люди, остановитесь! Одумайтесь!»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Философия / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Север и Юг
Север и Юг

Выросшая в зажиточной семье Маргарет вела комфортную жизнь привилегированного класса. Но когда ее отец перевез семью на север, ей пришлось приспосабливаться к жизни в Милтоне — городе, переживающем промышленную революцию.Маргарет ненавидит новых «хозяев жизни», а владелец хлопковой фабрики Джон Торнтон становится для нее настоящим олицетворением зла. Маргарет дает понять этому «вульгарному выскочке», что ему лучше держаться от нее на расстоянии. Джона же неудержимо влечет к Маргарет, да и она со временем чувствует все возрастающую симпатию к нему…Роман официально в России никогда не переводился и не издавался. Этот перевод выполнен переводчиком Валентиной Григорьевой, редакторами Helmi Saari (Елена Первушина) и mieleом и представлен на сайте A'propos… (http://www.apropospage.ru/).

Софья Валерьевна Ролдугина , Элизабет Гаскелл

Драматургия / Проза / Классическая проза / Славянское фэнтези / Зарубежная драматургия