Стаи. Книга 2. Новая Волна

– Ох, и напьюсь я на твоей свадьбе!

– Да на свадьбе Лиса и Лисички даже батюшка трезвым не останется!

Эволэк и куратор повернули головы на голос – в проёме, закованный в униформу, стоял Нечаев, с весёлой усмешкой на губах, и задорным огоньком в глазах.

– Привет, Серёжа, – устало улыбнулась Саша в ответ.

Тот в два шага съел расстояние от двери до койки, и супруги трогательно поцеловались, но глава СБ, похоже, был не настроен прекращать поток острот:

– Ну, как дела, Лис? Пушка уже стреляет?

Супруга с маху заехала ему в живот, да только зашипела, чуть не сломав кулачок о железный пресс:

– Думай, что говоришь!

Но мужа её возмущение развеселило ещё больше:

– Можно подумать, я не в курсе, что это за кабинет!

– Ты меня специально злишь? – Полякова разъярённой коброй медленно и угрожающе поднималась с места.

– Что ты, что ты, родная! – Нечаев сгрёб её в охапку, – Ты в гневе настолько страшна, что я близко подойти боюсь!

Лицо Саши быстро оттаяло:

–То-то, вояка!

Она махнула эволэку на прощание, пока муж буквально выволок её из кабинета, заодно одними глазами позвал Лиса: двигай за мной!

Куко не стал артачиться – не с бухты-барахты глава Службы Безопасности тащит его в коридор – и поплёлся следом. Вариантов движения из коридора было только два: первый – это в раздевалку, а оттуда на все четыре стороны, второй – в палату для девочек, где ещё должна быть его пламневласая подружка. Проходя мимо именно этой двери, Нечаев одним филигранным движением открыл створки, а вторым, едва сдерживая смех, втолкнул Лиса внутрь.

Шакко была в палате одна – Сергей момент выбрал специально, можно и не сомневаться, и встретила своего возлюбленного сердитым вопросом:

– Ты где пропадаешь?

Он не стал отвечать, прекрасно понимая причину её недовольства, и просто присел рядом.

– Как у тебя дела? – С ещё меньшим терпением в голосе продолжила короткий допрос Лисица.

– Всё хорошо, а у тебя?

Девушка сбросила налёт раздражения, и ответила теплее, даже немного кокетливо:

– Тоже всё хорошо.

Они одновременно заёрзали на кушетке, пододвинувшись вплотную друг к другу, и на несколько секунд застыли, словно прислушиваюсь к ритму сердец. Затем, кицунэ медленно повернулись лицом к лицу, их руки встретились, в глазах плавился лёд, плавился целыми айсбергами. Губы чуть приоткрылись, выпуская пышущее жаром дыхание, пальцы всё смелее двигались вперёд, тела льнули, требуя ласки и внимания.

Звуковой сигнал, оповещающий об открытии двери, прозвучал так неожиданно, что эволэки отпрыгнули в стороны, вмиг приняв обычное положение больного, терпеливо дожидающегося прихода врача.

Хельга и Сафирова с каким-то настороженным интересом окинули взглядом парочку своих подопечных, огромные глазищи которых с каменным спокойствием встретили их появление.

– Я заберу анализы, – Марина, смекнув, что их появление крайне несвоевременно, тут же взяла небольшой пластиковый поддон с пробирками, и, уже почти развернувшись, поинтересовалась, – Вас можно оставить одних? Доберётесь до раздевалки?

– Да, всё хорошо, – с хрипотцой ответил Куко, а Шакко просто закивала в ответ.

– Ладно, – согласилась Хельга.

Как только кураторы снова вышли из палаты, Лисичка с шумом выпустила воздух:

– Да, что же это такое… неужели не понятно, что…

Дальнейшая речь оборвалась. Лис снова с жаром притянул её к себе, прямо сквозь ткань больничного одеяния лаская губами упругую грудь, а Шакко руками обвила его шею, и валилась на спину, рыча сквозь тяжёлое дыхание:

– Я сейчас взорвусь…

* * *

Новое раннее утро нового дня. Ещё все соратницы спят, умаянные долгим и тяжёлым днём.

Вчера был тяжёлый день, как и положено понедельнику. Медицина устроила тотальную проверку, своего рода генеральную репетицию перед аттестацией, которая должна пройти сегодня. Но их это уже не касается.

Их снова зовут просто Вика и Настя, таких миллионы, простых людей с простыми судьбами. Две девушки, сломленные неудачей, решили разорвать с прошлым, постараться забыть, и начать всё с начала.

Уходили в новый путь два человека, оставив на столах комнатушек короткие записки своим наставникам и подругам. В строках, что написали дрожащие руки, просьба простить и отпустить – это их решение. Эволэк часто уходит по-английски, не прощаясь. Слишком больно ноют раны, слишком тяжела горечь неудач.

Друзья прочтут идущие от ноющего сердца слова и даже не станут сердиться, понимая их печаль и решимость, желание порвать с прошлым. Так бывает.

– Ну, что? Идём? – спросила свою подругу по несчастью светловолосая и высокая, как берёзка, красавица, глотая колючий комок.

– Идём, – тихо ответила та, смахивая бегущую слезу.

Они последний раз оглянулись через плечо, без пафоса и надрыва прощаясь с родными стенами. ИБиС мигал им огоньками шпилей всех пяти башен, словно стараясь утешить своих горюющих детей, провожая их в долгую и трудную дорогу под названием жизнь. Перед глазами двух девчонок поплыла пелена, носы с шумом тянули так и не остывший за ночь воздух.

– Идём, Вика, – снова сказала вторая, чёрная, как ночь, со смоляными волосами и тёмными глазами.