Тяжёлый вдох, полный усталой обречённости от одной мысли о предрешённости событий, и ещё более тяжёлый выдох:
— … или совсем плохо…
Он вытащил из нагрудного кармашка разгрузочного жилета небольшую красную коробочку и с сомнением помялся.
— Слишком многое зависит от ответа: «да» или «нет»? — Пальцы выбросили колпачок, и на свет появился немаленький шприц. — Если «да», то поможет.
Игла сквозь ткань вошла в мышцу правой ноги. Друзья сочувственно сморщились.
— Если «нет», то вылезу из самолёта, и буду тащить его по воздуху до Острова, — нажим, и содержимое медленно потекло в ткани, — прямо на другой континент, чтобы хоть как-то избавиться от полученной энергии.
«Укол бодрости» — страшная вещь. Иногда им пользуются кураторы в затяжных погружениях, но применением этой гремучей смеси медицины не стоит баловаться регулярно, а то заколотят в ящик сразу после пятидесяти.
— У меня есть идея получше!!! — Выскочившая из-за грузовика Амма в ладно сидящей военной форме через секунду повисла на шее Элана.
Тот от неожиданности не устоял, повалившись на спину, под дружный хохот товарищей — какая идея затмила электронной бестии разум, было понятно без слов!
— Я выгоню всех из грузового отсека, и у нас будет экстремальная любовь среди связанных монстров!!!
— Самолёт развалится, — смеясь от души, попытался отбиться плут, но не тут-то было.
— А парашюты на кой чёрт придумали?!?! — Девчонка, с горящими от вожделения глазами, трясла его за грудки. — Я попрошу Олю забраться как можно выше, чтобы…
Кицунэ невероятным усилием прижал лицо Аммы к своей груди, так что очередного странного, мягко говоря, рецепта любовной утехи никто не услышал.
— Я тоже очень сильно по тебе соскучился, — с улыбкой на лице и теплом в каждом слове заверил Иригойкойя свою неутомимую подругу. — Но надо просто попробовать.
Он разжал руки, и чертовка тут же недовольно заканючила, жалуясь на свою тяжёлую судьбу:
— Что за вечная невезуха?! — Она так и осталась сидеть на снегу, надувшись. — Тебе, дураку, до моих чувств и дела никакого нет! Что тебе эти людишки такого хорошего сделали?!
— Пока ничего, — хитрец уже расстегнул жилет, и бросил его на рюкзак, — но сделают, хотят они этого или нет.
Следом полетели: куртка, сапоги, тёплые штаны, свитер, шапочка, а неугомонная бестия всё так же ворчала.
— Лучше бы так же быстро наедине со мной раздевался…
Иригойкойя, не обращая внимания на любопытство множества людей и эволэков, что бегали вокруг, завершая приготовления к вылету двух аппаратов, одно легче, а второго тяжелее воздуха, быстро освободился от снаряжения и одежды. Оставшись в одних шерстяных штанах и майке, он на миг застыл, и мышцы лица почти до неузнаваемости исказили его черты.
— Ну, вот! — Обречённо и хором сказали Хилья и Лесавесима, закатив глаза. — Опять он за своё!
Лис, именно лис, а не человек, и даже не эволэк, подошёл к двум расстроенным и испуганным одновременно сиринам, и нежно обнял их, расцеловав прекрасные глаза:
— Так надо, девочки мои.
Не менее трогательные поцелуи с Ханнеле (сквозь девичьи слёзы), Лассавой и Диолеей (без надрыва, но с искренним пожеланием удачи во взглядах), совсем по-мужски крепкие объятия с Миррой (и молчаливая просьба бойцовской рыбки понять моральную неспособность снова лезть в мясорубку с головой). Кислая улыбка для Оли, и не менее кислый ответ (разве я тебя, недотёпу, одного отпущу? Прибьют тут же!), поцелуй в макушку для надутой, как сыч, Аммы (которой было просто жутко страшно идти в бой — не женское это дело!), и всё! Бодрый от невероятного прилива сил, озорной и плутоватый зверь, весело виляя красивым хвостом, зашагал к оцеплению, с многообещающей улыбкой на самодовольной физиономии бросив через плечо:
— Десять минут!
Аврора вырвалась из-за горизонта полукругом огня, залив светом уставшую от ужасов тьмы землю. Через засыпанное снегом поле шагал босиком удивительный зверь, впитавший в своё тело и разум всё, чем только смогла поделиться с ним жизнь и природа. Он не испытывал никакого страха перед людской массой, что сдерживалась тоненькой ниточкой оцепления, и просто теряющимся на фоне тысяч тел и восходящего солнца заборчиком. Ступни жалили иголочки льда и снега, лицо колол холодный ветер, но зверь с блаженством принимал все подарки этого мира, и, казалось, что каждый кристалл застывшей воды, каждая плеть невесомого газа, уносит прочь горе и сомнения. Разум раскрылся навстречу заре, надвигающейся справа из-за бесчисленных пиков зданий смертельной опасности, даже навстречу беснующейся толпе — он примет всё, что только ждёт его впереди. Чего бояться, прятаться, бежать от собственной судьбы? Куда и зачем?..