Щелчок выключателя. На потолке в тысячу светил полыхает лампа, сработавшая катализатором моего воскрешения. В эту же секунду распахиваю глаза.
— Вот дьявол!
Операционный свет слепит, и каждый лучик электричества выжигает в глазах слезы. Переборов свинцовую тяжесть мышц, я неловко протягиваю ладонь и смахиваю скопившиеся в уголках глаз соленые капли.
— Как ты себя чувствуешь?
Вал стоит в углу лаборатории, прислонившись к столику для инструментов. На ее рубашке красуются четыре гигантских полосы, а бледную кожу пересекают блестящие глубокие алые порезы.
— Откуда? — выдыхаю я.
— Пустяки, заживет. — Рихтенгоф даже не смотрит на свои ранения. — Как ты себя чувствуешь?
— Это я тебя… так?
— Бруно, прекрати.
— Я или нет?!
Вампир тяжело вздыхает и сдается под натиском моей надвигающейся истерики.
— Ты. Но ты был не в себе, я понимаю.
— Боже…
Едва удерживая простыню на бедрах, оглядываю свой обнаженный живот и грудную клетку со змеей татуировки на ключицах. Разумеется, одежда разлетелась в клочья, когда я обратился. Мышцы ноют после тяжелой трансформации, а на предплечье темнеет синяк.
— Тебя было просто не удержать, — мрачно поясняет Вал, кивая на фиолетовое пятно. — Я старалась не применять силу, но…
— Что значит «старалась не применяться силу»?! — вскидываюсь я. — Мы уже тысячу раз это обсуждали! Если я нападаю, ты должна защищаться! А если бы я тебя убил во время своего приступа?!
— Это исключено.
— Господи, Вальтерия… — Прячу лицо в ладонях. Мышцы в руках дрожат от слабости и боли. — Я надеюсь, эти порезы — единственное, что я с тобой сделал.
— Не волнуйся. Все будет в порядке.
Она слабо улыбается и шагает в сторону столика для препаратов, чтобы взять оттуда шприц с успокоительным. Сердце обрывается куда-то в район пяток, когда я вижу, как сильно она хромает на правую ногу.
— Что с тобой? — шепотом спрашиваю я.
— Закончили, — резко отвечает вампир. — От твоих запоздалых сожалений мне легче не становится. Ты не виноват, поэтому осядь уже.
— Но…
— Хватит. — Рихтенгоф перекатывает ампулы по железному столику. — Нужно будет вколоть еще — для профилактики. Одиночный приступ может спровоцировать множественные обращения.
— Не хватало, чтобы я тебя еще раз покалечил. — Потираю лоб ладонью и встряхиваю головой. — Если бы ты только знала, из-за чего я взбесился…
— Примерно представляю, — сухо откликается вампир. — Когда мы вернулись, то обнаружили Оливию и Джейсона спящими в обнимку на диване. Громкие вопли Байрона остановил лишь невероятный жест твоего друга — он встал на одно колено и сделал девушке предложение.
— Как ты на это отреагировала?
— Никак, Джейсон никогда особо не дружил с головой. Меня больше интересовало, куда подевался ты.
— Как хорошо, что я в это время валил сосны в лесу…
— Я догадалась, что с тобой произошло, но все равно подумала так же. — Вал невесело улыбается. — Не думала, что тебя так это заденет.
— Это от зависти, — бурчу я. — Выпил и почувствовал себя до одури одиноко, когда они целовались под омелой. Кошмар.
— То есть даже не ревность?
— Зависть от ревности я отличаю. — Свешиваю ноги со стола, придерживая простыню на бедрах. — Еще и предложение руки и сердца. Хорошо, что я застал только первый акт спектакля.
Тупо смотрю на свои голые ступни. Зрение все еще острое — так бывает сразу же после приступа, когда звериная кровь еще не отхлынула.
— Как там Байрон? — спрашиваю я.
— Убит горем, сломлен и пьян до зелена змия. — Вал поднимает глаза к потолку. — Отсыпается наверху.
— А где… ну…
— Ромео и Джульетта уехали, я их особо не задерживала. Не хотела, чтобы тебя снова заклинило.
— Здорово. И Байрон не расстроится, когда проснется.
— У него будут заботы поважнее надвигающейся свадьбы, — усмехается Вал. — Еще сутки Хэлл будет сражаться с тяжелым похмельем.
— На этой мрачной ноте обещаю, что больше никогда не буду пить.
— Неужели? — Вал вскидывает бровь. — С чего бы это?
— Если бы не вчерашний глинтвейн, этого бы не случилось. — Я указываю на ее раны. — Потеря контроля для оборотня непозволительна. Особенно, если есть риск убить того, кто так дорог сердцу.
Вампир усмехается и запускает руку в карман, растерянно глядя куда-то в пол.
— Знаешь, этот кулон… Ну, твой подарок… Он просто чудесный, спасибо.
— Не за что, — улыбаюсь я. — Рад, что тебе понравилось. И тот ярмарочный череп не забудь куда-нибудь на стену повесить. Знаю, что ты давно хотела его в коллекцию.
— Извини, что не поздравила тебя своевременно.
— О чем ты?
— Новая одежда лежит в углу, — говорит она. — Постарайся побыстрее, я буду ждать снаружи.
— Что ты задумала?
Не ответив, Вал покидает лабораторию. С трудом поднявшись на ноги, шлепаю к стулу, накидываю клетчатую рубашку и натягиваю плотные джинсы. Задаваться вопросом, откуда они взялись, у меня не было времени. На шатающихся ногах взобравшись по железной лестнице, я выскакиваю на улицу вслед за Рихтенгоф.
Яркое зимнее солнце снова ослепляет. Смотрю на лазурное небо сквозь пелену подступающих слез. Ненавижу, когда глаза оборотня начинают чудить сразу после обращения.
— Хватит плакать, соберись уже.