Стая

Граев давно и хорошо знал Мельничука, и понимал: мочиться против ветра, тем более против ураганного, тот не станет. И без того, отправляясь на сегодняшнюю «охоту», рисковал слишком многим.

— Что предлагаешь? — спросил он у подполковника напрямую.

Мельничук вздохнул.

— Смываться тебе надо, Паша. И лучше бы за бугор. Смываться и ложиться на дно.

— И пролежать там, на дне, всю оставшуюся жизнь? Знаешь, кстати, загадочку: на дне лежит, усами шевелит?

— Сом? — предположил Мельничук без особого интереса.

Граев покачал головой.

— Рак?

— Не угадал.

— Тогда не знаю…

— Василий Иванович Чапаев. А с ним на пару, вместо Петьки, теперь Павел Иванович Граев. Без усов, правда.

— Люблю твое чувство юмора. Особенно в таких ситуациях… А усы отпусти — вроде ерунда, но зрительное восприятие лица меняют сильно… Хотя кому я рассказываю…

— Валера, я все понимаю: погода хорошая, мы год не виделись, отчего бы и не посидеть, не потрепаться. Анекдоты отчего бы не потравить… Но давай к делу, а?

Мельничук, тем не менее, к делу переходить не спешил… Сидел, задумчиво ковырял в зубах сорванной травинкой, вздыхал, поглядывал на собеседника, — как показалось Граеву, несколько оценивающе поглядывал. Граев решил облегчить подполковнику задачу, медленно заговорил сам:

— Ты прекрасно знаешь, что на дно, тем более за бугром, я не лягу. Документов нет, денег нет, чтобы чисто уйти… Почти все, что было, в Швейцарии пролечил. Да и не привык я как-то прятаться, опыта нет… Что смерть Саши я никому не спущу и не прощу, ты тоже знаешь. А поскольку все, что ты сообщил, мог сообщить и без личной встречи, то… Короче говоря, доставай-ка из-за пазухи свою папку.

Мельничук удивился было, затем проследил направление граевского взгляда, хмыкнул… Охотничий костюм стал несколько тесноват подполковнику, располневшему за последние годы, одна пуговица расстегнулась, — и Граев углядел-таки между камуфляжем и тельняшкой уголок пластиковой папки-конверта.

…Папка содержала в себе несколько десятков — никак не больше сотни — листов. В руки Граеву отдать ее подполковник не спешил, и сквозь пластик можно было разглядеть лишь верхний лист: судя по внешнему виду, некий официальный документ, распечатанный на принтере.

— Примерно половина здесь, — пояснил Мельничук, — рукописные излияния одного молодого человека, ныне покойного. Полтора года назад на адрес Чайковского, дом тридцать,[2] пришел ба-а-альшой такой конверт, а в нем — ро?ман. Ну, сам знаешь, как оно бывает…

Граев кивнул. Знал. Самому чего только читать не доводилось: и про живущих за стенкой инопланетян, и про агентов «Моссад», подмешивающих в водку радиоактивные изотопы, и про вылезающих по ночам из-под кровати страшных русских фашистов… Однако даже такая ерунда вылеживает в архиве три года, прежде чем отправиться в бумагорезку.

— Но этот молодой человек, — продолжал подполковник, — от прочих романистов отличался-таки. Я сюда пару-тройку документиков положил, ознакомься, — суровый был вьюнош, можно сказать — отмороженный. По самые по уши отмороженный. И над ро?маном его поразмыслить стоит, причем именно тебе.

— А вторая половина?

— Там кое-что по литерному делу, над которым оэрбэшники из четвертого отдела полгода работали. Впустую работали…

Он вновь замолчал.

Грев понял. Или ему показалось, что понял.

— Ты хочешь сказать, — медленно начал он, — что эту литерку прихлопнул тот же хрен в больших погонах, что и…

Мельничук перебил:

— Все, что я хотел сказать, — сказал. Гораздо больше, чем имел право сказать. Вопросов не надо. И намеков не надо.

Подполковник тяжело поднялся на ноги, проворчал, массируя бедро:

— Черт, сам не заметил, как отсидел… А бумажки эти… Ну, Граев, ты сам не маленький, чего уж объяснять…

— Прочитаю. Сожгу. Пепел размешаю в водке и выпью, — с каменным лицом пообещал Граев.

— Смешно. Ну, пойду я, пожалуй… Ты тут посиди еще минут десять, и выбирайся куда-нибудь туда… или туда… — Мельничук широким жестом очертил изрядный сектор от северо-запада до востока.

Граев тоже встал, пожал протянутую руку. Благодарить за принесенные материалы не стал, — не надо быть Вангой-провидицей, чтобы понять: у подполковника свой интерес, чем-то ему весьма мешает тот самый «хрен в больших погонах».

Мельничук вновь с хрустом вломился в заросли борщевика, и почти исчез в них, потом вдруг обернулся и сказал:

— Ты, Паша… Это… Постарайся живым остаться.

— Спасибо, Валера. Бог даст, свидимся.

Подполковник ушел, а Граев, выполняя его просьбу, не стал спешить — вновь уселся на траву, бегло просмотрел содержимое папки. И рукопись, и документы, — не в оригиналах, ксерокопии. Причем Мельничук перед копированием кое-что густо замазал черным маркером: фамилии некоторых сотрудников ГУВД, агентурные псевдонимы «источников», номера дел…

Грохнувший неподалеку выстрел заставил вздрогнуть. Но, похоже, это подполковник Мельничук всего лишь спугнул очередного из многочисленных здешних зайцев… И не удержался-таки.

2