Стая

Затем то прозвище как-то позабылось, и появилось новое: Танцор (тоже полученное не за успехи в современных либо бальных танцах) — потому что стрелять, и даже попадать при этом в цель умеют многие, чья профессия, чье ремесло связаны со стреляющими предметами. А вот станцевать танец под пулями… Противник давит на спусковой крючок — и не может попасть, хотя ты не прячешься от пуль и расстояние все меньше и меньше… Многие думают, что это вроде «качания маятника», лишь чуть сложнее. Ерунда. Маятник — упражнение, набор заученных движений. Их рваную амплитуду можно угадать, расшифровать — и пристрелить качающего. А танец — импровизация, в которой ты сам не знаешь, что сделаешь в следующую секунду. Правда, зрители не аплодируют. Зрители, если станцевал хорошо, лежат и умирают…

Это не ремесло. Это уже искусство.

Но Граеву давненько не доводилось выходить на сцену… Он даже надеялся — никогда больше не доведется.

Не сложилось…

…Он не стал дожидаться, когда догорит костер — поношенные вещи Мациевича никакого следа к Граеву дать не могли. Пересек пустырь, вышел к Обводному каналу, неторопливо двинулся вдоль набережной… Граев не был в Петербурге пять лет, но не испытывал ностальгии. За прошедшие годы город не стал краше. По крайней мере, эта его часть. Сквозь бурую воду канала виднелись ядовито-зеленые водоросли, поток машин застрял в нескончаемой пробке, терзая слух гудками и обоняние выхлопными газами. Было жарко.

Машина стояла в условленном месте. На Рыбинской улице, неподалеку от ГИБДД. Разумная предосторожность, хотя на подобные тачки автомобильные воры редко заглядываются. Двадцать первая «волга» — пойди, найди покупателя…

Ходят, конечно, слухи, что некоторые заграничные коллекционеры могут выложить за такой агрегат — в идеальном состоянии, с родным двигателем и коробкой, — сумму, достаточную для приобретения пары «вольво» или «саабов»… Однако большинство владельцев ГАЗ-21 так на них и ездят, на «вольво» отчего-то не пересаживаются. Из патриотизма, должно быть.

К тому же движок и коробка на «волге» стояли не родные, в полном соответствии с заказом. Судя по тому, как старушка бесшумно завелась и приемисто взяла с места, цилиндров у нее теперь восемь, и лошадей соответственно. Граев довольно улыбнулся. Если кому-нибудь придет в голову поиграть в догонялки — будет неприятно удивлен.

В бардачке лежала доверенность на Зубова И.Г., оформленная по всем правилам. Все в порядке. Можно работать.

3

Джазмен не соврал — посмотреть под водой было на что.

Трупы оказались самые разные. Не просто мертвецы разного пола и возраста — но находящиеся в самых разных стадиях разложения. На действующих кладбищах, впрочем, всегда так, — но без массовой эксгумации факт сей не слишком очевиден.

Лучше всего выглядел мужчина приблизительно (очень приблизительно!) лет сорока — возраст, конечно, по раздуто-перекошенному лицу определить было трудно, но элегантный деловой костюм утопленника позволял сделать вывод, что упакован в него не юнец и не старикашка.

Манжеты и воротник рубашки, правда, слегка подкачали — наверняка когда-то идеально белые, сейчас они зеленели слизью, даже на вид мерзкой. Но запонки золотисто поблескивали. Судя по всему, Гоша, при всех своих недостатках, к малопочтенному ремеслу мародера склонности не имел: поясок золотого кольца глубоко врезался в палец трупа — в раздутый и толстый, похожий на дешевую сардельку, напитавшуюся кипятком в процессе варки.

Девушка, стоявшая рядом, сохранилась значительно хуже, — и одежда, и ее владелица. Да и считать девушкой тело с зацементированными ногами можно было весьма условно — лишь по длинным, позеленевшим, слипшимся волосам неприятного вида. Течение слегка шевелило их, уже не в силах поднять колеблющейся распущенной волной. Обросшая чем-то гнусным одежда лишь угадывалась — и при детальном (и не брезгливом) знакомстве девушка легко могла оказаться юношей с длинными волосами…

Самый древний утопленник, переживший не одно половодье с их ревущими под мостом бурными потоками, был прост — четыре костяшки попарно торчали из зеленой кучки водорослей, в которую, очевидно, превратилась зацементированная банная шайка. Остальные экспонаты коллекции Джазмена находились в разных стадиях разложения и представляли собой переходные этапы между упомянутыми мослами и костюмно-импозантным мужчиной.

Нет, не так. Переходные этапы между потемневшими мослами — и самым свежим экземпляром — Максом.

Тазики стояли двумя ровными рядами, свидетельствующими — никакой случайности в их расположении нет. А подводный музей если и не перегружен толпами посетителей, облаченных в скафандры либо акваланги, — однако свой хранитель-смотритель в нем наличествует… И хранитель сей не чужд эстетики.

Джазмен не соврал — посмотреть под водой было на что…

Но Макс не смотрел ни на что. И не восторгался мрачной эстетикой подводного некрополя. У него в эти секунды нашлись на дне совсем другие проблемы…

Макс пытался дотянуться до змеящейся совсем рядом, в паре шагов, цепи. Вот только сделать эти шаги он никак не мог.