Стая

В общем, ничего опасного, — вынес Граев вердикт после секундного наблюдения. И повернулся, чтобы помочь Саше: въезд под арку перегорожен решеткой, калитка в ней распахнута, но через высокий металлический порог коляску приходилось переносить вдвоем…

Это стало ошибкой.

Когда Граев развернулся, букет дешевых гвоздик валялся под ногами… В руке у «кавалера» был пистолет с длинным глушителем.

Чпок! Чпок! Чпок!

Наверное, киллер изумился: человек, которому полагалось корчиться в луже собственной крови в ожидании контрольного выстрела, — не корчился. Более того, оставался на ногах. Более того, приближался к стрелку — не прямо, рваным зигзагом, постоянно и мгновенно меняя направление и скорость. Казалось, промахнуться на таком расстоянии невозможно, — но все пули проходили мимо…

Чпок! — последняя пуля ушла вверх, обвалив здоровенный пласт штукатурки; Граев с хрустом, ломая пальцы, выдрал пистолет из руки, рубанул ладонью чуть выше уха киллера… И тут же обернулся: что с Ксюшей?! Что с Сашей?!

С дочерью было все в порядке — ни одна из пуль, даже рикошетных, не зацепила коляску. А Саша…

Саша медленно оползала по грязной стене — разрисованной, исписанной всякой похабщиной.

На белой блузке, слева, темнело крохотное пятнышко.

Глава вторая Как умирает любовь

Я проскользнул к больному в комнату; думаю, если он не спит, нам с ним вместе надо бы придумать, как соврать половчее.

1

Вновь начался дождь.

Барабанил в окно, стучал по крыше, и Наташе отчего-то казалось, что ничего отвратительнее звуков дождя она в жизни не слышала… И не видела ничего отвратительнее здешнего унылого пейзажа за окном…

И еще казалось — это навсегда.

Руслан никогда не вернется… Он не любит жаловаться на трудности и препоны, Наташа давно поняла, что они для него почти не существуют, и коли уж сказал: «У меня проблемы, могу не вернуться», — дело совсем плохо…

Его убьют, и она останется одна… Вернее, не одна… Но это еще хуже…

А дождь всю оставшуюся жизнь будет барабанить в окно — до того самого момента, когда она перестанет обманывать себя, перестанет на что-то надеяться, достанет пистолет, и…

Она достала пистолет.

Достала, хотя раньше предпочитала не притрагиваться без нужды к смертоносной игрушке. Знала, как обращаться, — Руслан настоял и научил — но не брала лишний раз в руки.

Теперь взяла.

Кто сказал, что оружие в руке придает уверенность? Может, кому-то и придает… Наташа же ощутила лишь болезненное любопытство: если заглянуть в дуло, будет ли виден металлический блеск пули?

Ничего… Бездонная чернота. Бездонная… Можно падать, и падать, и падать… Интересно, если нажать сейчас большим пальцем на спуск, успеет она увидеть ослепительную вспышку? Успеет понять, что происходит? Успеет почувствовать боль?

Из соседней комнатушки донесся стон, больше похожий на приглушенное рычание. Она вскочила, отложила пистолет, поспешила туда…

Одеяло сброшено на пол. Тело обнажено — тело, все еще похожее на человеческое… Встречаются, наверное, и такие люди — облепленные переразвитыми мускулами, с сильно выступающими челюстями…

Существо, не так давно звавшееся Андреем Николаевичем Ростовцевым, зашевелилось, вновь издало не то стон, не то рычание. Наташа торопливо взяла шприц-тюбик, лежавший на колченогой тумбочке, сдернула колпачок с иглы…

На бугрящейся мышцами руке должны бы были виднеться следы бесчисленных инъекций — но не виднелся ни один. Раны — и не только такие незначительные — заживали у существа необычайно быстро.

Укол подействовал почти мгновенно: тело вновь вытянулось неподвижно, стоны смолкли, слышалось лишь тяжелое ровное дыхание.

«Видит ли оно сны?» — подумала Наташа, даже в мыслях она не могла назвать это Андреем.

Вполне возможно, что видит, — жуткие сны, кровавые…

А ведь она любила это — совсем недавно… Смерть любимого, наверное, пережить легче. Потому что понимаешь: того, кто был тебе дорог, уже нет. Он остался лишь в твоей памяти. В могилу или в печь крематория отправляется не он — груда мертвой органики. Больно и страшно, однако пережить можно. Но вот так… Андрей не умер, лежит перед ней, дышит… Только он уже не Андрей. Нечто чужое и чуждое, даже внешне едва похожее… Нечто, лишь бесчисленными инъекциями удерживаемое на самой грани превращения в дикого, опасного для окружающих зверя… Нечто, в редкие минуты бодрствования желающее лишь одного: жрать, жрать, жрать…

Она подняла с пола одеяло, вновь прикрыла существо… Вернулась в другую комнатку. Пистолет лежал на столе — тяжелый, матово поблескивающий. Манил…

Если Руслан не вернется… Если он не вернется…

Стук в дверь. Знакомый, условный…

Она замерла, не в силах поверить.

Потом метнулась к двери — и через несколько секунд уже рыдала на груди у Руслана… Говорила быстро, сбивчиво, перемежая речь всхлипываниями: о том, как она уже его похоронила, и о том, какие страшные мысли приходили ей при виде пистолета, и о том, что она не может, не может, не может больше быть рядом с ЭТИМ…