Стая воронов

Через пятьдесят ярдов он набрал в легкие воздух. Он хотел завопить, вызывая Бьярки на бой, но тут из рядов противника выступил, скрыв от него Полудана, одноглазый воин в черной кольчуге. В руках он сжимал скеггокс и щит в черно-красную клетку. Он вскинул голову, растрепав седую бороду, и сам с вызовом крикнул:

– Гримнир! Жалкий скрелинг! Выходи!

В ответ послышался одобрительный рык воинов обеих армий. И Гримнир не стал увиливать, он вышел на пустое пространство между войсками и ответил:

– Возвращайся к печи, старик! Оставь сражения более сильным воинам!

– У нас с тобой свои старые счеты! Или ты позабыл? – Кольчужный боец свирепо взмахнул топором. – Однажды ты меня убил…

– Я много кого убил, мелкий тупица! И те, кого я отправил к вратам Хельхейма, не возвращаются!

– Мы встретились на дороге в Роскилле. Когда мы повздорили, ты оставил меня лежать мертвым в пещере – как ты тогда думал!

Отголоски воспоминаний не сразу, но все-таки отозвались в разуме Гримнира узнаванием.

– Вот оно что! – сказал он со смехом. – Дан Христа!

– Да, тогда я был христовером. Меня знали как Ньяла, сына Хьялмара, – ответил тот, подняв щит. – Но эти дни прошли! Теперь меня зовут Драугр, и единственной молитвой, которую я вознесу сегодня, послужат мне проклятия над твоим трупом, душегуб!

Люди пели и стучали мечами о щиты, они жаждали крови. Гримнир начал пробираться вперед, держа в опущенной руке готовое для удара копье. Драугр медленно пошел ему навстречу. Гримнир уловил взглядом красноречивые знаки того, что дан готовится к броску: его плечи напряглись, глаза расширились, а ноздри расширились от еле сдерживаемой ярости.

– Пф! Я расскажу твоему драгоценному подкидышу, как ты умер во второй раз, – прошипел Гримнир. – Это ее повеселит.

Драугр моргнул здоровым глазом. И вздрогнул, словно Гримнир его ударил.

– Этайн? – он на мгновение замешкался, опустил щит. – Она… она жива? Где?..

И тут Гримнир бросился на него.

Крепкие мышцы толкнули его вперед, и он в один прыжок, достойный леопарда, преодолел разделявшее их расстояние; громогласно закричав, Гримнир изогнулся и с силой опустил край окованного щита на голову Драугра со стороны слепого глаза. Удар пришелся на шлем: лопнули ремни, и он покатился на землю вместе с куском плоти. Залившийся кровью одноглазый Драугр без сознания рухнул на землю.

Гримнир перешагнул через его тело.

– Малютка Полудан! – взревел он сквозь враждебные выкрики одобрения и осуждения. – Не хочешь поприветствовать своего сородича, Дауфи?

Бьярки выпрямился в полный рост, став на голову выше Гримнира.

– Этот день наконец-то настал, ищейка, – ответил он. – Суд Одина наконец тебя настиг! Нить судьбы соткана, и норны вынесли тебе смертный приговор! Всеотец избрал меня…

– Чтобы сдохнуть! – Гримнир метнул в него копье. Оно задрожало, и железный наконечник, блеснув, отскочил от поспешно поднятого Бьярки щита в горло стоявшего рядом с ним светлобородого норманна. Тот пошатнулся под весом копья. И упал, харкая кровью, – в неподвижный прозрачный воздух полетели, точно пригоршня рубинов, красные капли.

Этот бросок копья прошил все ирландское войско, словно щелчок хлыста, опустившегося на крутой бок могучего чудовища – чудовища, которое рыло стальными когтями землю и играло мышцами, готовясь броситься вперед, на добычу. Поднялся оглушительный крик – боевой клич барран-глей – и от этого крика задрожали сами небеса. Все воины верховного короля Эриу, от лучшего керна Дал Каш на левом фланге до последнего тэна Хлимрека на правом, ринулись в бой, точно поднятая штормом волна на стальной бастион.

Запели пронзительно трубы – но не для того чтобы передать приказы командиров. Здесь разворачивалась не игра престолов, генералы не вели хитроумных маневров, жертвуя в них бойцами; эта битва была до дикости простой – буря мечей, беспорядочная кровавая резня, – и воины сходились грудь в грудь, щит сталкивался со щитом, принимались и наносились ответные удары.

Дрожали и трескались копья. Разбивались щиты. Распадались под лезвиями секир сплетенные друг с другом кольчужные кольца. В поднявшейся пыли сверкали мечи, обагряла землю кровь. Грозные крики сливались с жалобными стонами. Воины наносили удары, кружили; умирающие цеплялись за ноги живых, словно отвергнутые любовники. Сам воздух, такой чистый и прозрачный минуту назад, теперь пропах сталью; он вонял отдававшей железом пролитой кровью, отдавал обжигающей рвотой и смердел вывалившимися кишками.

Гримнир чувствовал себя как рыба в воде. Он со смехом тихо и быстро пробился к Бьярки; топор со звоном скользнул с пояса ему в руку, его лезвие понеслось вперед и отскочило от щита Полудана. Бьярки не хватало места, чтобы размахнуться своим широким клинком, и он попытался уколоть им Гримнира в лицо… но чуть не лишился и его, и руки от ответного удара.