Стая воронов

Король оставил при себе лишь шестерых приближенных – седоусых старейшин Дал Каш с покрытыми рубцами многих сражений лицами – и отпустил слуг, чтобы они могли присоединиться к битве. Рагнал ушел разузнать последние вести. А сам Бриан стоял на коленях в шатре, сложив руки в молитвенном жесте. Этайн мерила шагами шатер. Час. Второй. От одной опоры шатра до другой было ровно тридцать два шага, и на своем пути Этайн насчитала четырнадцать камней, шесть пучков травы и один кустик барвинка, два маленьких муравейника и одну выгоревшую на солнце ракушку, оброненную здесь какой-то птицей. Она перечисляла вещи, которые могла тронуть рукой, вещи из мира живых, и это успокаивало больше, чем подсчитывание всей этой прорвы мертвецов. Хватало и того, что она слышала их голоса.

Спой нам, – просили мертвые. – Спой нам песню, что мы слышали ночью. Пропой нам Царствие Божие.

Этайн закрыла глаза. Она светоч Божий. И пока живые сражались в кровавой битве, она пела мертвым. Ее голос летел над зелеными полями Клуэн Тара, к омывавшему берег пенному морю. Ее песня звенела, как колокольчики на легком ветру, – бальзам на душу израненных воинов, стоящих на краю смерти, проклинающих внезапный удар, который забирал у них жизнь, переживающих за тех, кто еще сражался, проливающих горькие слезы и тоскующих по вереску и теплу домашнего очага. Этайн пела мертвым; но пела она и умирающим, и тем, кто выживет, унеся вину за это с собой…

Этайн допела и, открыв глаза, увидела двух спешащих по равнине людей, двух воинов Дал Каш из королевской стражи; они поддерживали, почти несли на себе третьего – старого Рагнала. Все трое были с ног до головы перепачканы кровью, глаза у них глубоко запали, натруженные ноги дрожали, Рагнал был мертвенно-бледен, словно истекал кровью.

Король вышел им навстречу. Стражники опустили Рагнала на траву, и Бриан упал перед ним на колени, сжал его ледяную руку. На его теле не было ни единой раны.

– Сердце, – пробормотала Этайн.

– Бриан, – выдохнул Рагнал сквозь белые бескровные губы.

– Я здесь, мой старый друг.

– Мой король. – Пальцы управляющего сжали ладонь короля. – П-песнь рока… д-до… дочери Одина! Они лет-тят… летят за мной… и за… за твоим сыном! Мурроу… твой сын… Мурроу… пал! Мурроу… он… пал!

Старый норманн скользнул в объятия смерти, его глаза остекленели. Король сдавленно всхлипнул. Этайн видела, как пошел трещинами и осыпался бастион его веры; смотрела, как подернулся дымкой свет его души и обмякло тело.

– Нет, – прошептал он.

Этайн опустилась на колени рядом с королем и Рагналом, она взяла их сцепленные ладони в свои. Подняла напряженный взгляд и, не мигая, посмотрела за пределы мира живых, в лица мертвых.

– Говорите, – велела она.

И они рассказали. Мертвые спели ей. Сквозь отдаленный гул боя пели они о громадном чудовище из стали и плоти, скользящем по равнине Клуэн Тара, извивающемся, словно смертельно раненый змей. Пели они о Черном Мурроу из Кинкоры и его нерушимой любви к Иисусу Христу, о том, как бесстрашно сошел он в пасть чудовища. Мертвые пели о его доблести, о его свирепости; они пели о битве под Вороньим знаменем Одина, о благословенном клинке Мурроу, которым тот поразил в самое сердце гиганта Сигурда, сломав хребет громадного чудовища. Но их хвалебная песнь обернулась погребальной – мертвые рассказали о последних его минутах, грудь в грудь с безбожным сыном норвежского короля, с которым скрестил клинки Мурроу. Мертвые пели о сырой земле, соленой от крови, которая разверзлась и поглотила двух павших принцев. Их песня кончилась, и мертвецы Клуэн Тара зарыдали…

Этайн повернулась к сломленному старому королю, и на ее глаза навернулись слезы. Бриан мак Кеннетиг склонил голову.

– На все воля Господа.

Глава 6

Неумолимый, как сама Смерть, сын Балегира бродил по полю брани в поисках Бьярки Полудана. Он не замедлил шаг, чтобы посмеяться над бегством дублинских данов, которых оттеснили обратно к мосту через Лиффи воины Хлимрека и Корка; не обратил внимания на смерть Маэл Морды, мятежного короля Лейнстера, которого разорвали на части волки из Уи Руэрков. Он безмолвно прошел курган трупов, окружающих убитого принца Мурроу, и не моргнул глазом, когда юный Турлоу из Дал Каш сжал в смертельном захвате Бродира с Мэна, пока тот бежал к своему кораблю, и упал вместе с ним в кровавые воды Дублинской гавани.

Для Гримнира имела значение лишь долгожданная месть убийце брата. Он вернулся к месту их сражения, оглядел раненых и мертвых. Гримнир принюхался к мокрой от крови земле в поисках ускользающего запаха добычи. Но нашел лишь разбитый щит Бьярки.

– Пф! – Он с рыком сплюнул на землю. – Имир побери этого трусливого ублюдка! Попадись он мне!..

Неподалеку послышался слабый, но знакомый голос.

– Я узнал тебя, скрелинг. Дь-дьявольское отродье.