Стая воспоминаний (сборник)

— А! — отмахнулся он, вспоминая о том, что и Стася уезжает скоро восвояси, куда-то под Минск, и что если он не подарит ей обещанную жемчужину, то окажется пижоном, трепачом, брехуном. — Я опаздываю, мама! Я потом, мама!

И, все еще слыша за спиной материнские зовы, причитания и проклятия, он юркнул в калитку, податливую, укрепленную на оси, поправил съезжавший с узких плеч акваланг и помчался к морю.

Своих ребят, своего лучшего дружка Олега, своего тренера Зураба Шалвовича он увидел на привычном месте, у неприступных для горожан скал, но с радостью, наддавшей ему прыти, с каким-то удивительным толчком радости, пронзавшей его всего, тощего, черного, костлявого, заметил он неподалеку и Стасю, беленькую и в белом купальнике, которая сидела на камне, смотрела в море, а потом и на него, на Цезаря, посмотрела.

И он понял, что она вот так, в стороне, дожидается его, взмахнул ей рукой, уловил ответный жест ее нежной, лишь слегка загорелой кисти.

— Привет, ребята! — с воплем появился он на виду, перед своими ребятами, перед Олегом, перед Зурабом Шалвовичем.

— Привет, привет, — мрачно отвечал Зураб Шалвович, такой же стройный, как мальчик, с мальчишески остриженными смушковыми кудряшками волос и с обязательными для грузина усиками. — Только делай поворот — и дуй домой. Отстраняю от тренировок.

— Да вы что, Зураб Шалвович? — потрясение прошептал Цезарь, бросая незаметный взгляд в сторону сидевшей неподалеку Стаей. — За что, Зураб Шалвович?

— За что, за что! Нарушаешь дисциплину, понимаешь! Соревнования в воскресенье, а ты нарушаешь! Из моря не вылазишь! А потом сдохнешь на соревнованиях! Я запрещаю такое! Мне не нужны такие!

— Вы серьезно, Зураб Шалвович? — обескураженный гневными словами тренера, вполголоса спросил Цезарь и вновь покосился на Стасю.

— Серьезно, совсем серьезно!

И тогда все то, что томило Цезаря все эти жаркие дни, что толкало на бесплодные поиски матового зерна, на бесконечные подводные путешествия, на страдания по причине возможной неудачи и что вконец истощило его, — все это вдруг прорвалось в нем, и он с угрозой бросил тренеру:

— Хорошо, я уйду, Зураб Шалвович. Уйду и больше не приду. И вы останетесь без лучшего аквалангиста. И вам потом отчитываться в комитете физкультуры, Зураб Шалвович.

Еще мгновение назад разгневанный, обладавший властью тренера, Зураб Шалвович словно лишился этой власти, лишился дара пламенной речи после столь дерзких слов.

— Ты с ума сошел, Цезик! — метнулся к нему лучший дружок Олег и стиснул его узкие плечи крупными ладонями. — Возьми свои слова обратно, Цезик.

И тогда Цезарь, видя замешательство своих ребят, своего лучшего дружка Олега, своего тренера, с минуту еще испытывал их терпение, а затем удобнее устроил акваланг, проверил лямки, стал напяливать маску и соскакивать вниз по скалистому уклону. И лишь услышал напоследок сказанное в сердцах Зурабом Шалвовичем:

— Тьфу, Кощей Бессмертный!

В воде ему жилось хорошо, как рыбе, в воде он становился благодушным, как дельфин. И видел он все прекрасно. Видел расплывавшихся, сучивших ногами ребят с параллельными горбиками кислородных баллонов за спиной, из которых время от времени вырывалась жемчужная струйка.

Хотя бы одну, хотя бы махонькую настоящую жемчужинку отыскать ему для Стаси! Потому он и подался поближе к скалам, стал соскабливать одну за другой раковины, тут же вскрывать их кривым ножиком, тут же отбрасывать в сторону приоткрытые створки, еще раз убеждаясь в том, что здешние скалы не сулят даров.

Не сулят даров эти скалы, но если пообещал драгоценный подарок, то разбейся — а слово сдержи! Может быть, и не нужна Стасе жемчужинка, просто обмолвилась она при первой встрече, при знакомстве, а он, опасаясь, что знакомство прекратится, взял и пообещал: «Я тебе найду! Я все тут обыщу, у меня такой акваланг, Стася!»

И вот теперь, когда ребята плывут наперегонки под водой, когда готовится каждый к первенству и мечтает о славе, он, Цезарь, мечтает о подводной находке и более всего боится выглядеть перед Стасей болтуном.

В зеленом сумраке моря долго передвигался он, охотник за жемчугом, передвигался и вспоминал о каких-то давнишних легендарных находках отважных пловцов, о том, что давно, когда еще никто в глаза не видел подводных приспособлений для дыхания, находили здешние люди необыкновенной ценности зерна. И будто бы одним из самых удачливых в городе был старый опустившийся торговец ракушками дядя Жорик, всю жизнь теперь проводивший на базаре. Какие-то мальчишки доставляли ему раковины, а он их подмазывал для блеска подсолнечным маслом, высушивал день-другой и потом раскладывал диковинные штучки на прилавке. А когда-то, говорят, он сам нырял, сам был удачливый добытчик. Но как давно! Когда Цезарь, пошатываясь, вышел из моря и взобрался по скалистым ступенькам наверх, ребята уже собирались уходить, покорные настоянию тренера, и посматривали на него: не пойдет ли и он с ними?