Стая воспоминаний (сборник)

Как завидовал он Вадиму, бойкости его взгляда, бойкости его речи, как постоянно видел, представлял его щеголеватую фигурку в шортах и как понимал, что такого веселого и радостного человека хочется погладить по голове! И лишь настораживало Толю, что когда они втроем, с Наташей вместе, всегда Вадим какие-то знаки оказывал ему, Толе, всегда старался подчеркнуть его, Толино, превосходство в любой мелочи, хотя это и не так и хотя все равно надо гладить маленькой рукою по волосам Вадима, Вадима. И от того, что Вадим так проницателен и так верен в дружбе, такие знаки внимания оказывает ему и просит взглядом, чтобы и Наташа смотрела внимательнее на него, Толю, — от всего этого он раздражался и сумрачно думал, что вот и портится у него характер. Да, совсем дурной становится у него характер, и вот он разочарован отцом, смущен верностью друга, а справедливо ли это? Ах, надо быть веселым и беспечным, еще не кончилось московское лето, и завтра втроем они поедут за город, в ту дачную местность, где уже бывали не раз и где на станционной платформе носился на велосипеде незнакомый какой-то ровесник, все ждали поезда, а тут носился угорелый велосипедист, на него посматривали испуганно, и лишь он, Толя, понимал велосипедиста и что у него необычное какое-то везение в это лето, а потом сиреневую мглу вечера распорол прожектор электрички, и освещенная голова Наташи оказалась в нимбе; а потом стояли в переполненном, воскресном вагоне, у всех были опаленные лица, и почти все держали в руках букеты. И сейчас, как бы увидев завтрашнюю явь, платформу, дачи среди корабельных сосен и тот домик, вокруг которого по вечерам мелькают летучие мыши, Толя ощутил счастливый озноб оттого, что будет он весь день с Наташей, и дерзко, отчаянно решил, что возьмет и поцелует Наташу. Так было неодолимо это и так ему снилось приближающееся Наташино лицо, но все это снилось, снилось, а теперь он возьмет и поцелует — и пускай позор после, пускай конец дружбы, конец всего!

Ждал он приключения, невероятного события, и как только зазвонил телефон, он подумал, что это Наташа, хотя она и не звонила никогда, а передавала просьбы через Вадима, но все должно быть сегодня иначе, и если бы это звонили оттуда, с седьмого неба!

— Итак, мы встречаемся у фонтана, — важно сказал Вадим, как будто он тоже безоговорочно принял игру в героев старинного романа, и Толя с улыбкой стал предполагать, какой же это фонтан и где он струится. В этой впадине двора, с трех сторон окруженного семиэтажным камнем, только рощица тополей, а с четвертой стороны примыкают теннисные корты и баскетбольная площадка, и никакого фонтана, двор и без того хорош. Мы сами не знаем, насколько прелестны московские дворы. Когда выходишь из дому под звезды, когда стоишь в тополевой рощице с закинутой головой, когда столько освещенных окон перед глазами, то переселяешься в иной мир, покидаешь свой дом и отстраненно смотришь на все, а за каждым окном — тайна, какая-то жизнь, и у всех непохожие судьбы, и начинаешь думать о себе, обо всем прожитом, об удачах или неустроенности. Всегда глубже думаешь о себе и яснее представляешь все, стоит вечером взглянуть на освещенные окна огромного дома.

Но этот фонтан — откуда взяться ему во дворе? И все-таки начиналось какое-то приключение, начиналось с загадки, и вот встречаются они у фонтана, а завтра еще какие-нибудь удивительные события произойдут в том домике, вечернюю тьму вокруг которого стригут летучие мыши…

Он выждал некоторое время, пока сойдут со своих небес Наташа и Вадим, а когда вышел и сам — увидел фонтан и своих друзей у фонтана: прорвало тонкую ветвь трубы, протянувшейся мимо тополевой рощицы для полива кортов и баскетбольной площадки, и белесый кустик влаги бил напористо вверх.

— Гейзер! — крикнул Вадим, перекинул Наташе через плечо фотоаппарат на ремешке и ступил под этот дождик.

— Гейзер — горячий источник! — восхищенно подхватила Наташа, и Толя видел, что восхищена она не этим шипящим гейзером, а тем, что Вадим так просто взял и ступил под струю и не боится дождя в своих шортах и в своей безрукавке с погончиками. Было такое мгновение, когда и он хотел оказаться под этим искрящимся кустиком, но что-то сдержало, а потом было поздно, и с каким разочарованием, с каким сочувствием взглянула на него Наташа прекрасными и отчужденными глазами. О эта его медлительность, эта боязнь выглядеть смешным! И уже сам себя не любя, страдая от этого Наташиного взгляда, он отстал от друзей на полшага и, чтоб забыть какой-то пустячок, какой-то равнодушный взгляд, подумал с надеждой о завтрашнем дне: там что-нибудь произойдет, за городом, а сначала они долго будут ехать на велосипедах, Наташа попытается вырваться вперед, а они с Вадимом не позволят, они сами будут во главе — то он, то Вадим…