Егор Сталь официально вызывает тахикардию.
Все его взгляд, чертовски проникновенный, до мурашек. Когда хочет, он смотрит так, будто ты та единственная — всегда это умел. Вокруг могут быть десятки девушек, но кажется, что видит он лишь тебя одну. И это самая сладкая ложь.
Я разуваюсь, потому что ноги устали на каблуках, пусть и невысоких. Прохожу в комнату босиком по прохладной плитке и почти ощущаю блаженство. А Егор пялится, задрав брови к кудрявой челке.
— Есть тапочки, — он кивает в угол, где лежат две нетронутые упаковки с вышивкой отеля.
— Мне и так хорошо, — отвечаю я, пока флешбэки накрывают один за другим.
Да, но вот только он не уточнил, что девушка-то может быть любой.
Я отвожу взгляд и прячусь в скорлупе — от защитного панциря не осталось и следа. Да и та трещит, когда я рядом с собой чувствую запах его парфюма — терпкий, пряный, с тонкими вкраплениями цитруса и древесных ноток. Я не оборачиваюсь, не смотрю, держусь из последних сил. Из-за непривычной укладки волосы падают на лицо, щекочут шею и скулы, а Егор так внезапно поправляет их — так же, как это делаю я.
Он. Меня. Касается.
Егор проводит костяшками по оголенному плечу, и мой вздох звучит слишком громко.
— Ты красивая, — звучит хриплое в тишине.
— Раньше, по твоим словам, была красивее, — парирую я, сопротивляясь до последнего.
Он качает головой.
— Не перевирай. Не такая строптивая ты была, поэтому…
Егор не заканчивает, но я слишком хорошо помню его слова о том, что раньше я нравилась ему больше.
Проходит секунда или бесконечность — время течет странно, нелинейно в компании Егора, когда я осознаю, что он наклоняется ко мне. Сердце замирает в томительном ожидании, и я знаю, что это произойдет.
Легкий мазок губами по моим, и в груди раздается взрыв. Жар растекается по телу мощной волной, низ живота почти вибрирует от ярких спазмов. Я чувствую язык между моих губ — горячий, влажный — и мгновенно проваливаюсь в самое пекло. Я отвечаю ему. Медленно, почти лениво касаясь, я ощущаю шероховатость губ и яркий аромат запрета, раздирающий ноздри. Такой насыщенный с привкусом сладкого вина.
Егор целует меня, а я ему, черт возьми, отвечаю! Что может быть ужаснее? Прекраснее этого точно ничего не придумаю. Я отвечаю ему — именно так.
Он здесь главный. Его рука ложится, даже врезается в мою шею, сжимает на ней пальцы в кольцо и привлекает ближе к себе. Я совру, если скажу, что мне не нравится. Я в восторге от его силы, власти, доминирования. Мне всегда нравилось это в нем, но сейчас особенно. Он подавляет меня в самом возбуждающем смысле. Подчиняет себе и заставляет забыть обо всем.
Господи, как меня вообще зовут?
Я точно знаю, куда дальше движется этот поцелуй. Мы не катимся, мы просто летим по наклонной. Его губы уже перемещаются на мою шею, а я сжимаю бедра, чтобы унять желание, потому что там все дрожит — даже не просит, требует его. Но вместе с тем без его губ я вспоминаю, как еще час назад или около того тонула в ванной. Ну а раньше — в слезах.
Я не смогу.
Не так.
Стоит остановиться и признать — для меня это всегда будет чем-то большим.
— Нет, — произношу я очень четко. Это «нет» нельзя ни с чем спутать, но Егор будто бы сомневается в том, что слышит, хмурится.
Глава 17
Его глаза завораживают. Сейчас они словно горят темнотой, кажутся насыщеннее. Без очков ему, конечно, гораздо лучше. Я не сдерживаю улыбки, она получается без хитрости и посторонних мыслей, и тянусь, чтобы поцеловать его в щеку.
— Я рада, что у тебя все получилось, — говорю вроде бы обо всем и о частном, а тот ухмыляется в ответ.
Его рубашка сейчас натянута на груди и при каждом вдохе расходится, оголяя темные волоски. Радужка почти целиком черная, губы блестят. Я остаюсь довольна. И пусть я, возможно, выглядела и похуже, вынырнув из ванны, но наши чувства, уверена, схожи.
Облом — он такой.
— Через полчаса выезжаем, — говорит мне Егор, чуть охрипшим голосом, прежде чем подхватить свой рюкзак и выйти, оставив меня в номере.
Один — один. Именно этим я забиваю голову, чтобы не думать, как самолет набирает высоту.
В целом обратный перелет проходит гораздо лучше. Я почти спокойна. Ну подумаешь, сердце колотит в ребра сто тридцать ударов в минуту. Зато я не кричу, чтобы меня выпустили, не лезу к Егору, я вообще стараюсь не думать о нем. Мы ведь расстанемся совсем скоро и не увидимся больше. Не нужно.
А взлетать ночью вроде бы даже не так страшно. Почти ничего, кроме огней, не видно, я могу представить, что смотрю в звездное небо. Еще и Егор отвлекает дурацкими шуточками — он ведет себя так, будто ничего и не произошло.
Я шлю лесом свой внутренний голос и включаю телефон, чтобы вызвать такси — да, мы приземлились и, представьте себе, живы!