Сталь

Но возвращается же!

Ну на это мне нечего возразить.

С началом рабочего дня на радио я всех избегаю — здороваюсь, если говорят со мной, и тут же теряюсь в коридорах, ссылаясь на срочные дела. Женя, наверное, единственный меня понимает и не лезет, тем более часть истории он и без интервью знал. Он оставляет мне кофе у микшерного пульта и улыбается через стекло. Другие же громко шепчутся — если это вообще шепотом можно назвать — и невежливо тычут в меня пальцами.

Обратная сторона славы, черт бы ее!

Я запираюсь в студии и сажусь на свое законное место, которое повадился занимать придурок Лазарь со смазливым лицом тринадцатилетнего Джастина Бибера и в теле не очень спортивного парня под тридцать — как по мне, так он слишком щуплый.

Кто-то просто любит побольше мышц, да?

Намек понят-принят, и мой ответ положительный. Правда, я об этом до недавних пор не догадывалась.

Перед самым эфиром, когда я, дважды проговорив всю разминку, допиваю кофе, а Лазарь косится на занятый стул с презрением, меня вызывают к Жанне Борисовне. Этого, конечно, следовало ожидать, но не за пятнадцать же минут до начала шоу?

Я шагаю по коридору, едва сдерживаясь, чтобы не перейти на бег, и это, судя по облепившим меня взглядам, напоминает мне позорное шествие Серсеи Ланнистер. Правда, у нас одни тру́сы работают: только ловлю этих шпионов, так те сразу отворачиваются и тихо-мирно возвращаются к копировальным аппаратам и компьютерам. Лишь особо дерзкому парню из отдела пиара, который мне открыто ухмыляется, я демонстративно показываю средний палец. Пусть и дальше держатся на расстоянии — меня устраивает.

Не устраивает только недовольное лицо гендиректрисы, к которой я без стука и ожидания под дверью врываюсь в кабинет, но ей с ним — с лицом в смысле — даже пластика не поможет.

Наш разговор выходит коротким и скандально громким — я думаю, все, кто грел уши, по достоинству оценили представление, но я в этом не виновата. Не я первая начала. Никто не заставлял принудительно отправлять меня в отпуск. Без официальной на то причины. Как поясняет Жанна Крыса-Борисовна, в связи с большим количеством вопросов и претензий со стороны руководства к программе, в которой я приняла участие. Мол, выявившиеся подробности моей личной жизни могут неблагоприятно повлиять на судьбу и имидж радиостанции, если Аврора-оказывается-всем-известная-Невская продолжит выходить в эфир в «Good morning show».

Но все мы знаем, какому именно руководству я костью поперек горла встала.

— Вы нашли прекрасный повод, — хмыкнув и плюнув на все, я разворачиваюсь задницей к великому боссу и иду доигрывать акт.

О, это будет феерично! Если от меня хотят избавиться, то я заставлю их запомнить сегодняшний день надолго.

Вернувшись как раз вовремя, я едва ли не с ноги открываю дверь в студию. Лазарь конечно же — сволочь такая — умостился в моем кресле и раскачивает спинку, но именно сейчас я ничуть не возражаю. Ее уже дважды чинили. А стоит покрутить всего один болт, который держит основу, и распрекрасный стул опять развалится. Что, собственно, я и делаю, нависая над Лазарем, пока Женя дает нам минутную готовность — откручиваю болт.

— Если ты еще хоть раз попробуешь меня перебить, — отвлекаю я внимание Лазаря угрозами, и мне самой нравится, как звучит мой скрипучий низкий голос, который я слегка сорвала на Борисовне, — я засуну этот микрофон тебе в зад. Уяснил? — повторяю его любимое словечко, он им вечно бросается. — И обещаю, что тебе это не понравится.

Тот от удивления распахивает мелкие поросячьи глазки — оказывается, они у него есть. Я же чинно-благородно и с гордой осанкой занимаю место за своим столом и вывожу компьютер из режима ожидания, а затем, сыграв на клавиатуре привычную комбинацию кнопок, показываю Жене класс.

Я готова.

Ну, наверное, не нужно быть пророком, чтобы догадаться: прямо в разгар программы, в очередной раз раскачав стул до предела, Лазарь ломает его и вместо пламенной речи, падая, орет благим матом в микрофон. Колесики так забавно разъезжаются в разные стороны, сидение падает назад, а Лазарь с ним — еще и бумаги, разложенные по стопочкам, утягивает за собой.

В результате этот идиот сидит на полу, потирает ушибленное бедро и испуганно хлопает глазами. Я же ничего не комментирую, просто улыбаюсь ему. Правда, слишком явно и широко. И только по прошествии десяти секунд тишины в эфире да танцев с бубном Жени за стеклом я закатываю глаза и продолжаю вести передачу как ни в чем не бывало. Ну а что? Я давала всем возможность прочувствовать этот момент!