– Знаю, знаю… Но война, Громов, не учения. Есть к твоим орлам и к тебе лично одно интересное предложение. Рискованное, черт возьми, но если все срастется, эту кампанию закончим за пару недель. Потом будем пить немецкое пивко. И заметь: прямо в пивоварне. Заодно отдохнете, дня три…
Громов превратился в слух.
– Значит, так, Громов, всю технику спрячешь в лесу. Личный состав выводишь в Кельце. Технику маскирует специальный батальон какими-то новыми материалами. Говорят, только что из Москвы самолетами перебросили. Также сюда стягивают два штрафных батальона. Они будут изображать вашу бригаду.
– Господин генерал, если это вскроется, наше расположение сметут одним ударом. Как в тире.
– Не должно вскрыться! Сидеть тихо, не звучать никак. Вообще никак. Даже кухни полевые забудьте.
– Но американцы – не круглые идиоты, спецназ пустят.
– Молодец, Громов, верно мыслишь. Сейчас познакомлю тебя с одним человеком, он как раз на вопросе диверсантов специализируется.
«Одним человеком» оказался бритоголовый крепыш с пятнистым беретом, зажатым в кулаке, и погоном полковника на клапане. Портрет дополняли сломанный нос и шрам на левой щеке. Красавчик, ничего не скажешь…
– Полковник внутренних войск Маслов, – представился крепыш и протянул руку. – Прибыл на Западный фронт для обеспечения противодиверсионных и противопартизанских мероприятий в тылу действующей армии.
– Кавказец? – спросил Громов.
– Есть немного. Еще в Крыму успел повоевать.
Бородулин подошел к интерактивной электронной карте:
– Нужно перекрыть этот квадрат, создав завесу от проникновения разведывательных групп противника. И еще два – здесь и здесь…
– Сделаем, господин генерал-лейтенант, – ответил Маслов. – Со мной прибыло пятьсот человек, каждый – троих стоит. Развернем секреты, пустим пешие патрули, плюс посты скрытого наблюдения. Мышь не проскочит!
– Будем надеяться. Поймите, господа офицеры, в случае провала маскировки и обнаружения наших войск отвечать будем все. Головой!
Через десять часов Громов лично наблюдал, как старенькие Т-72 демонстрационного штрафного батальона, искусно загримированные под «Барсы» с помощью пластиковых каркасов и вставок, колонной уходили в направлении на восток. Туда же, на восток, ушли девять десятых его бригады, чтобы раствориться в массе тыловых и запасных подразделений и ждать сигнала.
Замысел командования Западного фронта был таков: пропустить контратакующий третий американский корпус вместе с немецкими и британско-голландскими контингентами ближе к Варшаве, а затем ударить во фланг прорвавшейся группировке. Но перед этим ВВС собирались применить Х-555 с экспериментальной боевой частью. Серия воздушных электромагнитных импульсов должна была вызвать паралич системы управления и связи Верховного командования НАТО. Нескольких часов хаоса хватит, чтобы нанести по наземным силам союзников сокрушительный удар, от которого они уже не оправятся.
– В США, как говорится, полный абзац. Лос-Анджелес оставлен первой дивизией морской пехоты. Город во власти мятежников. Феникс сожжен и разграблен, там хозяйничают мародеры и уголовники. Вспыхнули Алабама, Луизиана и Флорида. В первых двух штатах восстали негры, во Флориде – кубинцы. Сводят друг с другом счеты. Массовые беспорядки в Чикаго, Новом Орлеане, Луисвилле. – Бородулин выпустил в потолок толстую струю дыма. – Они на пределе, господа. Серьезное поражение в Европе, разгром лучших сил здесь похоронит Америку. Не будем забывать про Китай…
– Это правда, господин генерал? С Китаем все серьезно?
– Серьезнее некуда, Громов. Но все решится здесь, на Западе. У нас один шанс, и его надо использовать. Провал здесь, господа, поставит точку на нашей истории.
11 августа, утром, вся огневая мощь третьего армейского корпуса авиации союзников обрушилась на две гвардейские механизированные бригады – тридцать вторую и шестую. Первые четыре часа русские отчаянно сопротивлялись, но затем оборона первого гвардейского корпуса была прорвана.
Громов, подняв голову, внимательно слушал ближнюю артиллерийскую канонаду. За последние четыре часа грохот сражения приблизился к Олесно.
– Давят, суки! Не дай бог, про нас прознают. А мы здесь сидим, как в ловушке.
– Не по себе, Слепнев?
– Ага. Я не трус, комбриг, но чувствовать кожей собственную беззащитность – неприятно. Если Маслов недоработает…
– Думаю, сигнал будет скоро. Уже почти трое суток сидим, должно начаться.