Сталь и песок

Выкрикивая команду, сержант уже понимал, что поздно. Два термита были отданы им на растерзание, и пока он увлечено охотился, позади него скалы украшались зеркальными бликами, непонятно откуда выползшими на свет десятками зеркальных бликов. Тактический анализатор пищал обнаружениями целей, пилот выполнял заученный тысячами тренировок маневр ухода, а следом скалы буквально закипали от росчерков плазменных выстрелов. Огненные росчерки впивались в скалы с противными хлюпаньями и облаками щебня, что словно хорошая шрапнель разлеталась с места вспышки и догоняли штурмовик с гулкими ударами по корпусу.

— Не хрена вы не поймаете суки, — шипел сквозь зубы сержант, нанося маркеры целей для стрелка, — Ворона мля где наши! Пусть стягиваются, у нас тут целое гнездо!

Пробежав по всем частотам соединения у инженера вдруг разом вспотела спина. Даже кондей легкого скафандра не смог справиться с волной смертельного озноба, прострелившего спину нервной дрожью. Усмирив затрясшиеся перчатки, он стремительно защелкал тумблерами и переключателями всех рабочих каналов и аварийных частот, но везде слышал только треск статики и гробовое молчание.

— Командир…, — севшим голосом, начал блеять бортинженер. Накатившая волна страха схватила горло удушливым жгутом, а тело затрясло в припадке панического ужаса грозившего вот-вот захлестнуть сознание мутной пеленой, — ни кого нет… Командир, все погибли, и мы тоже погибнем…

— Рано или поздно мы все сдохнем — отозвался в эфире напряженный голос пилота, вытягивающий машину из затяжного пике и в немыслимом воздушном пируэте, — …так лучше под фанфары!

— Тогда тварям не повезло, — полным злого веселья голосом, сержант взорвал внутренний эфир раскатом хохота, — У нас еще два полных пилона гостинцев!

Слова командира словно обдали холодным душем, в сознании бортинженера замелькали яркие образы жизни. Дружеские попойки, тяжелые рейды, лица однополчан сгинувших в проклятых скалах, — воспоминания пронеслись дикой каруселью и теперь в душе, вместо липкой патоки страха всю жизнь противным шепотом подбивавшего на малодушные поступки, разгорался огонь чистой ярости. И это пламя сжигало все страхи без остатка, наполняло сознание звоном чистой песни вливающей потоки невиданной силы и вдохновляло ощущением безмерной мощи способной смести все на своем пути.

— Ну тогда переведите на меня нижние турели, — в тон командиру отозвался инженер, — пропадать так с музыкой.

— Клюв, я говорил же, что мы сделаем из Вороны человека!..

* * *

Выжимая из груженного кара все остатки мощности, Надим несся почти полутьме. Подпрыгивая на бесчисленных рытвинах, щебне и обломках стены, предназначенный для внутренних перемещений, кар трясся и трещал по швам, но упорно продолжал путь к башне орудия. Едва различая дорогу под буйством ослепительных вспышек ночного боя, он едва успел увернуться от массивного обломка стены. Вывернув на относительно свободный участок, вновь разогнал автокар, стремясь поскорее добраться до башни орудия, чадившей многочисленными шлейфами черного дыма.

Остановившись перед грудой пустых ящиков, и мощной треногой в два человеческих роста, содрогавшейся в непрерывном кашле зелеными сгустками ослепительных выстрелов, Надим едва не пинками растолкал помощников. Вцепившиеся в поручни, две фигуры в балахонах службы обеспечения жались к бортам грузовой платформы, боялись даже поднять мутные стекла запотевших гермошлемов.

— А ну подняли зады шакальи дети, — грозно прорычал Надим, по селекторной связи, — если через три минуты не выгрузите сменные генераторы, лично сброшу со стены! Пусть порождения иблиса подавятся вашими останками!

Дождавшись, когда помощники начнут отстегивать крепление массивных коробок с ярко оранжевыми предостерегающими надписями, нарычал еще несколько раз. Хотя сам прекрасно понимал парней только второй раз высунувшихся на стену. Он-то уже сбился со счета, постоянно мотаясь между "мансурами" и складами. И все эти вспышки, непрерывный рев пушек, и фонтаны каменного щебня, с треском взметавшегося под попаданием огненного росчерка уже не пугали его до икоты. После встречи с самим иблисом вживую, и когда он видел отражение собственного испуганного лица на зеркальной поверхности морды, и лично слышал пронзительный свист твари извивающееся на конце силового кабеля, искрящего коронными разрядами паутины из бесчисленных молний, — и всплывшие из далекого детства суры запрыгали перед глазами огненными строчками.