Сталь и шелк. Акт третий

– Но при чем тут демоны? – я еще раз пересмотрела записку. – К чему вообще этот мозговынос написан?.. Но вот навевает воспоминания, скажи, – я ухмыльнулась. – Ты мне, помниться, тоже записки слал.

– Одну-единственную, чтобы настроить тебя на нужный лад поиска ответов на загадки, – отрешенно прояснил Хоук. – А демоны – здесь очень даже причем. Лев явно рассчитывал, что я прочту. Это вообще в первую очередь мне послание. Предупреждение... возможно, даже дружеское.

Судя по тону, Хоук сам в последнем предположении сомневался. А я призадумалась. Кажется, демоны и были связаны с его клятвой о неразглашении... О Плутосе Хоук интересно отзывался, но как узнать больше, когда у женишка язык завязан?...

Ничего спросить я так и не успела – не мой сегодня день, перебивают и перебивают. На это раз в дверь постучали, и, не дожидаясь приглашения, заглянули.

Девица. Сама по себе невзрачная, с большими синими глазами навыкате, но неплохо природную блеклость маскирующая косметикой, а мальчишечью фигуру – воздушным женственным платьем нежно-голубого цвета. Довольно-таки экстравагантным платьем для консервативного Кронуса, и одного этого хватало, чтобы заподозрить в ней гостью из другого мира. Магичку, наверняка.

– Что-то срочное, Лиз? – невольно уставился на нее Хоук.

– Ваши партнеры из пинионского “Лайнес и Ко” жалуются на сорванные поставки. Лично жалуются. С утра офис осаждают, – заговорила девушка медленно и раздельно, но при этом все равно чуть невнятно. Этим она напомнила мне тех людей, которые свое заикание преодолевает упорными тренировками в дикции – были у меня такие друзья. Может и правда бывшая заика?

– Могла бы и записку послать, – удивился Хоук, и Лиз в ответ прожгла босса возмущено-обиженным взглядом, поджала губы и молча вышла. На меня она за все это время так и не глянула.

– Это Лизон, моя помощница, – пояснил Хоук. – Не знаю, что это с ней сегодня... обычно она дружелюбней. Но пинионских партнеров надо унять.

Он поморщился, посмотрел на меня с сожалением.

– Я вернусь через час... подожди меня здесь. И не смей гулять в одиночестве без магии по городу.

– Не беси меня таким командным тоном, милый мой нежених, – ухватила за платок я его, притянула к себе и дразняще поцеловала. – Заботу можно и изящней проявлять. И ждать в одиночестве я тебя не собираюсь – все равно уже почти ночь... вернусь, пожалуй, в академию.

С этим Хоук спорить не стал, но выглядел разочарованным нашим скорым расставанием. А я про себя умилялась его избирательной проницательностью в отношениях с женщинами – меня он читал как открытую книгу, а явной влюбленности в себя своей помощницы и не замечал.

Что ж, это меня вполне устраивало.

Глава 8. Абигейл (1)

В окно моего бывшего дома мы с Фрино влезли на закате, за четыре часа до полуночи. Влезли толкаясь, шепотом перешучиваясь и подначивая друг друга. Благо на заднем дворе стояла беседка, а рядом с ней – раскидистый, корявый дуб. На крышу беседки взобраться было элементарно просто, так как стены обили горизонтальными рейками. По ветке дуба к балкону мы, существа тощие и легкие, тоже перебрались запросто. Ну и шпингалет Фрино при помощи своей силы открыл.

Внутри родного особняка было тихо и пусто. Мебель всю вынесли, картины сняли и о них напоминали только темные квадраты на выгоревших от света стенах, всюду царили паутина и пыль.

– И зачем только охраняют, – тихо хмыкнул Фрино. – Воровать же нечего…

– Может, не все еще вынесли? – пожала я плечами. – Пошли, глянем на мою комнату. Может там хоть что-то осталось?

В моей комнате, которая оказалась заперта на ключ, действительно что-то осталось. Часть светлой, ненавистной мне мебели уже продали, но кровать все еще стояла на своем месте – голая, с одним только тонким матрасом, брошенным на доски. Ну и один из шкафов. Его тоже оставили… но не потому что не нашелся покупатель – просто зеркало на его дверце разбили, и теперь, оно ловило мое отражение в паутину трещин.

– Вот здесь я и жила, – сказала я Фрино, разведя руками. – Правда, здесь было побогаче раньше. Глупые белые шкафы, полные глупых белых платьев, светлое постельное белье, занавески как снег. Поставишь хоть одно пятно – пожалеешь.

Фрино тяжело вздохнул, явно не зная, как на это реагировать. Я его пожалела и покачала головой:

– Все в порядке. Я даже рада, что так получилось. Отец счастлив по крайней мере, а мама… что ж, сердцу не прикажешь. Не любит и не любит, мне все равно.

Отец и правда хорошо выглядел. Мы сходили к нему в портовый район, в его скобяную лавку. Я ожидала, что он начнет попрекать меня, скажет, что я – дура, сломавшая ему жизнь. Но отец был неожиданно рад меня видеть. Пригласил внутрь, закрыл лавку, послал мальчугана в ближайшую харчевню за обедом на троих и пивом. Обед был бедный, пиво – кисловатое, но мой родитель так радовался. Сказал, что решил начать все сначала, попытаться отстоять фамилию, вернуть состояние, пусть он уже и в годах. Даже извинился за мать и все, что она делала со мной…