– Ну ты и милаха, – стиснула меня в объятиях Фрея, и я уловила исходящий от нее запах розовых духов. – Теперь мне еще больше стыдно, что я думала о тебе плохо. Все, пошли к твоей зеленой подружке. Мы как раз тут выясняем, что с ней стало.
И она бесцеремонно затолкала меня в лазарет.
На нас сразу же уставились Кеша и Кальц. Преподаватель алхимии сидел на тумбочке у постели и ел яблоко, демон сидел на стуле и держал ладошку Ники в своих руках. Вид у Кальца был непривычно подавленный, даже адресованная мне попытка улыбнуться выглядела жалко. А вот Текка, с потерянным видом сидящая прямо на полу, вообще на нас с Чертовкой внимания не обратила, даже не шевельнулась.
Ника, кажется, спала, и вокруг прямо на одеяле цвели какие-то мелкие белые цветочки. Я еле узнала ее. Кожа, которая была некогда нормальной розовой, теперь сделалась зеленоватой, кое-где на ней красовались коричневые болячки. Лицо разрезали зеленые, пульсирующие жилы.
– О, быстро же вы помирились, – как-то невпопад сказал Кеша.
– Что с ней? – испугалась я, подойдя ближе к Нике. – Она спит?
– Если бы, – вздохнула Фрейя. – Она без сознания, и уже почти целые сутки.
– Но почему?
– Дурында потому что, – зло пробормотал Кеша. – Она отравилась. Точнее даже не отравилась, а устроила себе передозировку растительным зельем.
– Так она его что же, пила?! – с ужасом прикрыла рот ладонями я. – Кеша… если бы я знала, что это зелье ей для этого нужно… я бы никогда!
– Не вини себя, – мягко остановил меня Кальц. – Никто не знал что у нее на уме…
– Но зачем? – спросила я растерянно. – Зачем ей пить это зелье, она же не растение.
– А вот тут ты ошибаешься, – сказал Кеша. – Брусника – матриарх, пусть и выглядит как обычная человеческая девушка. Это знаешь как что… как яблоко. Вот яблоко, оно большое и мясистое, настоящая кладезь витаминов и глюкозы. Но эти витамины нужны только для одного – чтобы, попав в землю, они дали питательные вещества семенам, которые находятся внутри. Вот так же и с Никой. Она хотела спровоцировать свое превращение в матриарха, но не учла всех деталей.
– Мда, не учла – не то слово, – вздохнула Фрейя. – Грубо говоря ей резервов не хватает на то, чтобы нормально прорасти, а она уже начала. Мы, конечно, накачали ее и витаминами, и энергией… но если ей не хватит сил, если она не справится – вполне может загнуться.
– Не говори так, – нахмурился Кеша. – В конце-то концов другие матриархи не дадут ей завять. Если Ника не стабилизируется в ближайшие дни, то мы просто отправим ее на Эквариус и все будет хорошо.
– На Эквариус? – ошарашенно переспросила я.
– Ага, – тяжело вздохнув, кивнула Фрейя. – Вряд ли она в таком нестабильном состоянии сможет продолжать учебу. Либо возьмет академ, либо совсем не вернется. Благо, со своими силами и статусом она вполне может это сделать без последствий. Да и если мы будем ее здесь удерживать, это может привести к скандалу между академией и Эквариусом.
Кеша одарил ее удивленным взглядом.
– С каких пор ты лезешь в политику, милая? – спросил он.
– Это не мои слова, я ничего не понимаю, – сдала глупое лицо и высунула язык Фрея. – Я просто повторюшка, попугайничаю за Радой, которая вчера приходила. Даже уж поумничать мне не даешь, рыженький, это не честно.
– Я вот чего не понимаю, – улыбнулся ей Кеша. – Нет, конечно, ясное дело, что матриарх – это круто и все такое… но нафига? Почему нельзя было дождаться, когда она сама прорастет да и все?! Янка, может хоть ты мне объяснишь.
– Не знаю, – потупилась я. – Понятия не имею.
– А матриарх он того, красивый? – хитро спросила Фрея.
– В книгах описывается как самое красивое существо на Эквариусе после фей, хотя у них там… хмн… специфические понятия о красоте, – припомнил Кеша.
– Тогда все ясно, – поставила диагноз Фрея, а потом ткнула пальцем на смутившегося Кальца. – Вот она – причина. Красивая такая причина.
Мы с Кешей удивленно уставились на чертовку, не понимая, о чем она говорит.
– Ой, да ладно вам! – закатила глаза она. – Девчонки всегда парятся о своей внешности, даже если они – самый настоящий идеал красоты. А когда рядом суперкрасивый и супермилый демон-искуситель шастает, кстати потрясающе пахнущий, любой мелкий изъян во внешности сразу начинает восприниматься как неисправимое уродство. В нашем случае – исправимое уродстов.
– Но я всегда ей говорил, что внешность – это не главное, – как-то подавленно пролепетал Кальц. – Ни людям, ни матриархам не угнаться по красоте за демонами…
– Дурень ты и не лечишься, – постучала его костяшками пальцев по голове Фрея. – Таких как ты надо за шкирку и в окно пятого этажа, чтобы девчонки по вам не страдали. Знаешь, нет никого отвратительнее человека, который, даже пытаясь добро сделать, постоянно напоминает тебе о твоем комплексе. Ой, Брусничка, ты такая не толстая! Ой, Брусничка, мне так нравятся твои пухлые щечки! Ой, Брусничка, ты толстая, но меня все устраивает. Отвратительно, парень! Минус десять баллов!
Кальц от этих слов тяжело вздохнул и совсем нос повесил.