Сталь Императора

Но печальное было другое – внутри русской элиты не было не только какого-либо плана действий, но даже понимания – а что вообще можно сделать с этим польским чемоданом без ручки? Русская интеллигенция как нельзя лучше отражала элитный разброд и шатания. В работах «придворного историографа» Никола́я Гера́симовича Устря́лова, посвященных в том числе и периоду правления Николая I, отстаивалась позиция о необходимости «жесткого обращения» с поляками. Он писал, что сама история доказывает России – от Польши нельзя ожидать ничего, кроме «неблагодарности и предательства». Устрялов и Карамзин очень много говорили о культурной русификации, в частности, о необходимости широкого распространения православия вместо католичества и униатства. Единственное, чего избегал декан историко-филологического факультета Петербургского университета и автор гимназических учебников истории – конкретных указаний, в чем должно заключаться «жёсткое обращение» и каким-таким образом было возможно обеспечить «культурную русификацию».

Такое же «па-де-де» исполняли и оппозиционные славянофилы. В данном случае можно упомянуть Ивана Аксакова. После 1863-го года он резко отказался от идей, связанных с польской независимостью. Весь свой авторитет известный славянофил-консерватор направил на открытую поддержку имперского репрессивного курса. Поляки, по его мнению, должны проявить «покорность и верность», «признать необходимость единства верховенства русского государственного начала». Один из главных интеллектуалов своей эпохи требовал растворить поляков в русской массе, иначе они поступят аналогичным образом со славянским населением Украины и Белоруссии. Единственное, чего не указал неистовый Иван Сергеевич, где взять тот самый «растворитель», приводящий поляков в состояние преданности.

А в это время шляхтичи занимались своим привычным делом – барагозили, саботировали, а как только выдавалась возможность – переходили от холодной войны с «русским игом» к горячей. Несколько поляков, в том числе братья Бронислав и Юзеф Пилсудские, вместе с братом Ленина Александром Ульяновым принимали участие в подготовке неудавшегося покушения на Александра III.

Всего на территории привислинских губерний для приведения в покорность местного населения, самодержавие было вынуждено постоянно держать 300-тысячную армейскую группировку – больше, чем будет задействовано в Русско-японской войне.

Естественно, что такая ситуация отражалась на бытовом уровне. Историк-славист Алекса́ндр Льво́вич Пого́дин характеризовал отношения русских и поляков в Варшаве, как «взаимно раздражённые, полные недоверия и неприязни». Ему вторил Александр Александрович Корнилов, утверждая, что «в русском обществе Александровской поры антипольские настроения были отнюдь не редкостью, а в войсках к полякам относились вообще враждебно». Другое дело, что в высшем обществе от этой проблемы предпочитали отгораживаться, делать вид, как будто её вообще нет.

Только один человек в империи знал, каким образом можно интегрировать в состав государства территории с более высоким уровнем развития, чем собственные земли метрополии. После победы во Второй мировой войне он провел филигранную операцию по инкорпорации в состав СССР Пруссии во главе с Кенигсбергом, переименованным в Калининград. Опыт «умиротворения» местного населения был настолько впечатляющим, что никаких вопросов о лояльности населения присоединенных территорий впоследствии больше никогда не возникало.

В 1901 году действовать аналогичным образом в привислинских губерниях было абсолютно невозможно. Поэтому император сделал ход конём с предложением сделки для кайзера и Манифеста для собственных подданных, сочиняя текст которых он вспоминал слова Айтона, мысленно обращаясь к польскому социуму и германскому императору: «Всё будет, как вы хотите, но совсем не так, как вы себе это представляете».

Никаких подробностей соглашения двух монархов и царского Манифеста члены Госсовета не знали, а потому страсти с самого начала закипели нешуточные. На каждый аргумент «за» сохранение привислинских губерний в составе империи во что бы то ни стало следовал немедленный аргумент «против».

– Польша – это великолепный домбровский уголь, – говорили одни.

– Который не годится для корабельный топок, поэтому приходится закупать «Кардиф»- парировали оппоненты.

– Польша – это почти миллион платежеспособных налогоплательщиков!

– Да, но согласно Органическому статуту царства Польского от 1832 года, собранные налоги остаются в самой Польше …

– Польша – это почти 700 тысяч потенциальных солдат!

– Хороши потенциальные солдаты, которых в мирное время удерживают от бунта 300 000 регулярных войск!

– Поляки – верные офицеры империи. Вспомните шесть генералов, казненных мятежниками за отказ изменить присяге царю!

– А вы вспомните, что казненных мятежниками было только шесть, а изменивших присяге – на порядок больше!..