Сталь Императора

Башкирские Златоустовский, Катавский, Юрюзанский заводы имели общероссийское значение. Однако, основные кадры предприятий – опять те же три четверти – составляли русские, башкир насчитывалось всего около 14 %, татар – 5,5 %, причём, трудились они преимущественно на вспомогательных работах – заготовке дров, перевозке грузов. Даже на Бакинских нефтяных промыслах к началу XX века национальный состав рабочих был наполовину представлен русскими.

Руководить можно только теми, чьи мотивы тебе известны, чьи запросы ты знаешь, чьи представления о том, что такое хорошо и что такое плохо – разделяешь. Джугашвили, благодаря «волшебному сундучку Петро» теперь знал, каких ценностей придерживается и какие стереотипы имеет рабочий люд и купцы империи. А вот царское правительство и Священный Синод даже не догадывались о том, что за критическая масса накапливается на растущих предприятиях. И не только они! Профессиональные «ходоки в народ» и руководители Российской Социал-демократической РАБОЧЕЙ партии даже близко не представляли себе психологию и мотивацию рабочих и крестьян, за чьи права они так яростно боролись и к чьему бунтарскому духу так активно взывали. Впитанная с молоком матери враждебность русского пролетариата ко всему самодержавно-синодальному распространялась также на интеллигентов, из которых, собственно, и состояли обе фракции РСДРП. Именно на этой тонкой, почти невидимой струне разыграл свою комбинацию в борьбе за власть генеральный секретарь Сталин, объявив после революции «ленинский набор» рабочих и крестьян в партию. Он уже тогда точно знал, кто пополнит партийные ряды. Другие вожди революции об этом даже не догадывались.

Заложенная за воротник революционных аристократов бомба взорвалась в тридцатые годы, когда члены компартии постреволюционного призыва с одинаковым энтузиазмом громили и ненавистную никонианскую церковь, и инородческую, интеллигентную «ленинскую гвардию». Религиозный реванш вчерашних староверов-беспоповцев совпал с поражением ставленников интернационального капитала – Троцкого, Зиновьева, Каменева, так и не понявших, чего хотят возглавляемые ими рабочие. А они желали видеть на соседних нарах как своих вековых религиозных врагов, так и нехристей, волокущих Русь-матушку на погибель в какую-то мировую революцию. Лейба не понял этого до самого ледоруба и был уверен, что его поражение было следствием исключительно хитроумных интриг Сталина.

Но всё это – позже. А в 1903 году, начитавшись староверских архивов, Сосо нетерпеливо ждал возвращения Петро, ежедневно забираясь на гору Кит-кай и подолгу всматриваясь вдаль, переваривая прочитанное и гадая, зачем этот суровый таёжный житель вывалил на него всю эту информацию. Петро пришёл затемно, долго шушукался в сенях с Марфой и вошёл в горницу, когда молодой революционер готов был уже сам выпрыгнуть ему навстречу, и только природная гордость не позволяла ему это сделать. Сняв заячий треух, перекрестившись на красный угол, Петро присел на лавку и, смерив ссыльного долгим взглядом из под мохнатых бровей, на правильном, литературном русском сказал, как выдохнул: «Поговорим?»…

Джугашвили потом очень часто вспоминал этот разговор, ставший поворотным в его жизни. В глухом Иркутском селе перед ним сидел годящийся ему в отцы наставник беспоповцев поморского согласия и смотрел на него с тоской и надеждой, буквально вырывая из груди слова тревоги, которая давно уже поселилась в сердце, накипела, и теперь, выплескиваясь наружу вместе с неспешной речью, незримо висела в воздухе, заполняя собой крохотную светёлку крестьянского домика на краю цивилизации.

– Мы совершили много ошибок, – опустив голову и не глядя в глаза революционеру, тяжело выталкивал из себя слова Петро, – мы думали, что закрывшись от мира, мы сохраним неизменной веру предков. Но город оказался сильнее нас. Он забирает нашу молодёжь, и она уже не хочет, да и не может жить по-старому. Уходя из деревни, молодые или вообще не возвращаются, или возвращаются совсем другими…Им не нужны молитвы. Им нужен результат. Они хотят действовать и не желают быть изгоями…И я…И мы очень боимся, что их жаждой жить и служить воспользуются бесы, кои заполонили и царские покои, и церковные аналои и…и ряды революционеров…

– Петро…

– Подожди, не перебивай…И это не единственная проблема, – Петро встал, повернулся, нагнулся к куцему окошку и продолжил, уставившись взглядом в снежный окаём. – Если деревьев много – это называется лес. Нас – староверов – тоже много, но новый лес Древлеправосла́вной Це́ркви на русской земле так и не вырос, – он тяжко вздохнул, – и уже не вырастет. Нас много, но мы каждый по себе. Каждое согласие сидит за своим забором, да ещё и умудряются друг друга попрекать..

– Ну, а я-то что могу, Петро? Я же вообще не ваш! – вскричал, не выдержав Джугашвили.