Сталь Императора

– Эти письма, – он протянул пакет, – должны попасть на стол Трепову. Вариант «нашёл на улице» – исключается.

– Что там?

– Переписка вдовствующей императрицы со своей сестрой, творчески переработанная. Вроде бы ничего особенного, но в свете последних событий – подействует, как красная тряпка на быка. Надо, чтобы узурпатор своими руками сам уничтожил всех своих родственников. Датская выскочка – самая опасная из них, поэтому с неё и начнем.

– Тогда, Ваше Сиятельство, у меня для вас тоже есть послание – это телеграфное сообщение для Трепова из Марселя. Перехватить и спрятать удалось чудом, но расшифровать так и не получилось.

– У Трепова есть агент в Марселе? Очень любопытно! Ну что ж, благодарю, Жорж. Письмо попробуем расшифровать. А ты, мой мальчик, должен «взломать» семью узурпатора. Сейчас очень удачный момент – комплоты составляются в каждом втором салоне, счёт заговорщиков пошёл на тысячи, и тут наша скромная информация, подтверждающая его печальное положение – он всему поверит.

В это же время. Мюнхен.

– И не уговаривайте меня! Ничего не хочу слышать! Едем! – Ленин хлопнул ладонью по столу и энергично потёр руки. – Неужели вы не понимаете, товарищи, что в такой момент я просто обязан быть с народом! Революция – это не ярмарка, на которую «хочу – иду, не хочу – сплю». Так можно всю нашу борьбу проспать, а вместе с ней – всю жизнь.

– Буржуазная революция, – вполголоса попытался поправить вождя Красин.

– И что? – запальчиво возразил Ильич. – Сегодня – буржуазная, завтра – пролетарская. Главное – не пускать процесс на самотёк! Не стесняться подбрасывать хворост в костёр мировой революции! И я решительно не понимаю, как это можно делать тут, за тридевять земель от баррикад!

– Владимир Ильич, – не сдавался Красин, – там нет никаких баррикад. Вооруженное сопротивление властям оказали только военные части, и они никакого отношения к трудящимся не имеют. Это гвардейский бунт, а не революция!

– Нет, так будут! – Ленин наклонил голову, как бычок. – «Царь-батюшка» своей кровавой расправой над безоружными рабочими сам толкнул народ на баррикады и дал им первые уроки борьбы. Они не пропадут даром. Социал-демократии остается позаботиться о возможно более широком распространении вестей о петербургских кровавых днях, о большей сплоченности и организованности своих сил, о более энергичной пропаганде давно уже выдвинутого ею лозунга всенародного вооруженного восстания.

Ильич явно закусил удила и его несло по волнам мечты о ненавистном российском государстве, разбитом вдребезги, и о построенном на его месте первом в мире бесклассовом обществе без армии, чиновников и жандармов. А тут такое везение – что-то не поделившее правящее сословие само создало идеальные условия для восстания! Настоящий революционер не имеет права упускать такие подарки! Это удачное стечение обстоятельств надо превращать в полноценную гражданскую войну против самодержавия.

– Революция есть война. Это – единственная законная, правомерная, справедливая, действительно великая война из всех войн, какие знает история. Она ведется не в корыстных интересах кучки правителей и эксплуататоров, как все другие, а в интересах массы народа против тиранов, в интересах миллионов эксплуатируемых и трудящихся против произвола и насилия.

Красин откровенно загрустил. Ему, только что приехавшему из России, было понятно, что никакие десятки миллионов трудящихся сейчас никуда не поднимутся – количество «плюшек», свалившихся на них за последний месяц, ставили под огромный вопрос необходимость хватать оружие и идти убивать царя… Но открыто возражать Ленину – значит идти против линии ЦК. Красин, только что кооптированный в высший партийный орган, не мог себе этого позволить, а значит, вынужден был молча переносить энтузиазм членов заграничного бюро, застоявшихся без большого дела, но даже близко не представляющих, что сейчас творится в империи.

– Никакие строгости, никакие запреты не остановят городские массы, осознавшие, что без оружия они всегда, по любому поводу, могут быть доведены правительством до расстрела, – продолжал Ленин, с каждым словом заводясь всё больше. – Каждый поодиночке будет напрягать все усилия, чтобы раздобыть себе ружье или хоть револьвер, чтобы прятать оружие от полиции и быть готовым дать отпор кровожадным слугам царизма. Как говорится, всякое начало трудно. Рабочим было очень тяжело перейти к вооруженной борьбе. Правительство их вынудило. Первый, самый трудный шаг сделан…[23]

«Всё, решено! – думал про себя Красин, – надо найти какой-то благовидный предлог для беседы с этим сумасшедшим монархом и аккуратно прозондировать почву – имеет ли силу приглашение, сделанное им в Баку?»

– Леонид Борисович! – требовательный голос Ленина вырвал инженера из собственных мыслей, – вы у нас единственное лицо, допущенное к душевнобольному царю, не так ли?

Красин пожал плечами, демонстрируя отсутствие информации о столь непубличных сведениях.