Сталь Императора

– Нет, – неожиданно прозвучал голос отмалчивающегося Балакшина, – рынок требует планового перепроизводства товара. Я же не знаю, когда придет ко мне покупатель. Поэтому вынужден держать заведомо избыточный ассортимент в ожидании пикового спроса, случающегося очень редко. Это обычно треть от всего производимого товара, то, что я точно не продам и вынужден буду списать в убытки, а стоимость раскидать на весь ассортимент. Но чтобы вовремя произвести этот товар, я должен создавать также излишки сырья. А это еще треть цены. Видите, в мою цену постоянно заложено две трети неликвида. А наш потребительский кооператив работает только по предварительным заказам своих членов, знает заранее, чего и сколько надо произвести, следовательно, не обязан формировать рыночные излишки. Поэтому и цены наши ниже почти в два раза…

– Только до тех пор, пока есть конкуренты, – с сочувствием глядя на Балакшина, резюмировал Столыпин. – Как только их не останется, ваши кооператоры с удовольствием положат себе в карман всю рыночную наценку и ещё добавят от себя за хлопоты.

Император поймал себя на мысли, что он впервые не ведет беседу, а с интересом слушает двух неравнодушных собеседников, увлеченных своим делом и вооруженных аргументами.

– В таком случае… – Балакшин отчаянно начал теребить свою бороду, – в таком случае паи кооператива с решающим голосом должны иметь право приобретать только потребители. Именно они – самые заинтересованные в том, чтобы было быстро, качественно, недорого…

– Погубят они вам производство, требуя царского качества за медный грошик, – покачал головой Столыпин и, обращаясь уже к императору, по-деловому спросил, – Ваше Величество, сколько планируется всего построить заводов?

– В ближайший год – не менее семи сотен, – глядя в расширенные от удивления глаза собеседника, ответил император, – а вообще – на порядок больше.

– Но это же не просто деньги, – аж зажмурился от промышленных масштабов премьер, – это же океан инвестиций!

– А вот об этом как раз и поговорим с господами ревизорами и финансистами, после встречи с моряками.

– Но деньги – не всё. Это, наверно, даже меньше половины. Где в нашем тихом болоте возьмутся люди для столь грандиозных свершений?

– Вы ошибаетесь насчёт тихого омута. Омут у нас знатный, но уже давно не тихий. Нужных, квалифицированных, технически-образованных специалистов действительно не хватает. Я бы даже сказал – катастрофически. Но есть огромное число тех, кто хочет быть нужным и технически-образованными. Вы их увидите, если захотите и сможете избавиться от сословных шор, – на этих словах Столыпин чуть заметно поморщился и торопливо отвернулся…

Глава 22 Новые люди для старой истории

Наставник поморского согласия Петро, а в миру – Георгий Иванович Вельяминов, последний раз был в Петербурге почти четверть века назад, когда юным и наивным приехал покорять столицу своими талантами. Ему, потомку служилого поместного сословия однодворцев, ведущему род от детей боярских, весь жизненный путь тогда казался простым и жизнерадостным – от победы к победе… Как же его тогда быстро, равнодушно и жестоко окоротили! Вера его предков оказалась ключом, который не открывал, а наоборот – закрывал перед носом все столичные двери. Староверы-старообрядцы во второй половине ХIX века как были, так и оставались в своём Отечестве изгоями, служившими ему верой и правдой, невзирая на вековые притеснения.

Боже мой! Четверть века – как не бывало! А Петербург всё тот же… Хотя, нет. В самом начале 1901 года что-то совсем неуловимо изменилось в нем, как и во всём государстве. Таёжные губернии, где наставничал Петро, ходили ходуном, поднятые на дыбы свежим ветром перемен. Сюда новости обычно шли с запозданием, да еще и с причудливыми искажениями. Но сейчас все возможные средства связи передавали столичные вести максимально близко к оригиналу без всяких украшений и были похожи на сказочные. Присочинять ничего не требовалось.

Для старообрядцев заседание Синода, где присутствовали на равных все конфессии России, было камнем, брошенным в тихий религиозный омут. Слова императора – «Объявляю о равноправии всех религий, кроме тех, которые призывают к унижению и уничтожению иноверцев» – распространялись устно и письменно, обсуждались в молельных домах и трактирах высокопоставленными чиновниками и каторжанами.

– Так что же теперь, Петро, – спрашивали прихожане Покровской общины своего наставника, – стало быть, конец гонениям на веру нашу?

Что он мог ответить, кроме того, что уже сказал император на встрече со священниками?

– Светская власть отныне не будет вмешиваться в церковные дела, толковать и даже комментировать догматы веры, однако потребует от всех без исключения конфессий способствовать объединению верующих в политическую нацию.