Сталь от крови пьяна

— Я, в конце концов, делаю всё, что в моих силах, — добавил Генрих. — Но вдруг этого мало? Вдруг я ошибаюсь, и эта ошибка будет стоить слишком дорого? Мы ведь уже проиграли один раз…

«Мы проиграли не из-за тебя», — хотел сказать Хельмут, но осёкся. Нет, про Вильхельма надо молчать. Что-то мешало этим словам сорваться с языка, а мысль быстро тонула в бесконечном потоке других, не менее гнетущих мыслей.

— Всего один раз, — сказал Хельмут, присаживаясь на краешек стула, стоявшего рядом со стулом Генриха, и чуть склонился. — Мы ещё возьмём реванш, вот увидишь. Покажем им, чего стоим.

Генрих почему-то не ответил — наверное, слова Хельмута его не очень воодушевили.

— А от усталости обычно помогает уединиться с лагерными девушками, — ляпнул он вдруг, неожиданно для самого себя. — Одну или даже двух позвать в шатёр на ночь — с утра как рукой снимет, поверь.

— Я не сплю со шлюхами, — невесело усмехнулся Генрих и наконец убрал пальцы от лица. — Но если тебе это помогает — хорошо. Ты, кстати, как? Это же вроде была твоя первая битва?

Хельмут кивнул и откинулся на спинку стула. Если до этого он ощущал в душе какую-то весёлость, вспомнив о шлюхах и их удивительной способности дарить не только плотское удовольствие, но и прекрасное ощущение забытья, то теперь это прошло.

Он старался не думать о тех чувствах, что оставила битва в его душе. Его занимали более важные мысли: что делать после поражения, как спланировать реванш, как утешить друга, стоит ли рассказывать ему о Вильхельме… Но в глубине души то и дело вспыхивал страх, смешанный с болью и жалостью к себе. Он видел поистине пугающие вещи и теперь пытался забить их куда-то в глубину сознания, но сейчас, после вопроса Генриха…

Он вспомнил битву, вспомнил этот водоворот смерти и ужаса, который затягивал в себя любого — и простых солдат, и рыцарей, и опытных воинов, и новичков вроде него… Было так шумно, громко, оглушающе, кажется, сама земля стонала под ногами и копытами коней, против воли глотая всё новые и новые потоки людской крови. Хельмут помнил эти безумные взгляды — никогда он не видел таких глаз у людей, а тут… Что-то противоестественное было в самой сути битвы и войны, что-то, чего люди, высшие существа и венцы творения, делать не должны. Но всё равно делали.

— Я… да ничего, — приврал Хельмут. — Тут уж ничего не поделаешь, надо привыкать.

Генрих недоверчиво покачал головой.

— Если тебя что-то гложет, ты можешь сказать мне, — с лёгкой обидой в голосе произнёс он.

— Спасибо, — улыбнулся Хельмут, поправляя фибулу, скрепляющую плащ на груди. — Думаю, я справлюсь. — Он сглотнул. — Возможно, не будь битва проигранной, мне было бы лучше, потому что это ощущение, когда ты велишь отступать, разворачиваешься и бежишь, и кажется, что сзади тебя преследует настоящая лавина…

— Или как будто сама смерть дышит тебе в спину, — добавил Генрих, не глядя на него.

Хельмут лишь кивнул в ответ. Всё-таки нечего распускать сопли: он ведь воин, совсем взрослый мужчина, поэтому нельзя позволять себе жаловаться и плакаться.

— Но есть и хорошее. В каком-то смысле мне даже стало легче. После… после Агаты, — добавил Хельмут сдавленным голосом — называть имя бывшей невесты было неприятно, будто он глотал что-то горькое. — Я, кажется, понял, что вообще-то ни капли её не любил.

— Я рад, что тебе легче, — кивнул Генрих и на минуту закрыл глаза — воцарилась тишина.

— Что я могу для тебя сделать? — подал голос Хельмут, уже жалея о том, что заговорил о шлюхах. Всё-таки они вели серьёзный разговор. — Может, чем-то помочь?

— Нет, пожалуй, не надо. — Генрих поднял голову и посмотрел на друга с неожиданной теплотой. Сейчас, в полумраке, он будто сливался с заползшей в шатёр тьмой, будучи одетым полностью в чёрное, лишь воротник светло-серой нижней рубашки виднелся из-под дублета. — Только разве что… Завтра мы решим, кто будет следить за сторожевыми башнями, кто поедет в обход фарелльской ставки, а кто останется в Клауде. Так вот, не мог бы ты остаться в Клауде со мной?

— О… конечно… — Хельмут опешил. Он был готов к любому приказу, в том числе и возглавить один из отрядов, но это был даже не приказ — это была дружеская просьба, и он не мог отказать. Не то чтобы эта просьба вызвала в нём чувство облегчения: пребывание в Клауде вовсе не сулит полную безопасность, да и биться с фарелльцами после полного окружения всё равно придётся. — Конечно, я останусь. Хотя я полагал, что отряды на башнях будут иногда меняться…

— Да, будут, — едва заметно улыбнулся Генрих, постукивая пальцем по столу. — Но ты можешь не ездить к башням. Я тебе разрешаю. — Он резко взглянул на Хельмута, и тот невольно отпрянул — тон друга показался ему донельзя странным. — Пусть Вильхельм возьмёт твоих людей, когда придёт их черёд дежурить на башнях. Думаю, он не откажет.

— Только не… — Хельмут вовремя осёкся. Не то чтобы Остхен лишился его доверия после битвы, просто… просто было как-то боязно. — Не стоит. Если потребуется — я выеду.