Подруги потом спрашивали, какого чёрта она общается с язычницей, грешно ведь… Гвен нечего было на это сказать. О вере баронессы Кархаусен она не задумывалась — пусть верит в кого хочет, Бог ей судья. И в общении с ней Гвен никакого греха не видела. К тому же не так давно она сама очень согрешила — тогда, с милордом Генрихом…
Нет, нельзя сейчас об этом думать.
Гвен покачала головой и поклонилась так, как её учили женщины в Клауде — они называли этот поклон реверансом. Девушка не сразу сообразила, что стоит перед высокородной дворянкой, потому что привыкла к несколько иному их виду. Не то чтобы она в своей жизни видела много дворянок, но те, которых всё же довелось увидеть, носили изящные шёлковые платья, укладывали волосы в замысловатые причёски и украшали себя ожерельями, браслетами и кольцами.
А баронесса Кассия носила мужскую одежду — штаны, высокие сапоги, рубашки и неизменную бобровую жилетку сверху… Волосы она заплетала в простую косу, а из украшений носила лишь подвеску с тремя небольшими деревянными дощечками, на которых были начерчены какие-то странные угловатые узоры.
И всё равно это выглядело куда красивее и опрятнее, чем то, что было на Гвен: старое синее платье, запачканный кровью фартук, измятая косынка на взлохмаченных волосах. Сегодняшний раненый с гангреной был далеко не первым (и не последним), девушка очень устала, поэтому привести себя в порядок у неё не было никакой возможности. Она немного смутилась своего вида, но баронессе Кархаусен, кажется, не было до него никакого дела.
— У тебя не осталось ещё немного коры ивы? — с улыбкой спросила она, проходя в шатёр. Раненого воина на столе она, кажется, совсем не заметила.
— Осталось, — кивнула Гвен и бросилась к своей сумке, лежащей возле стола.
Всё самое необходимое — обеззараживающие, обезболивающие отвары и мази, сборы трав, маковую настойку во флаконах — она всегда носила с собой. Поэтому найти нужный мешочек с небольшими кусочками коры не составило труда. Гвен протянула его баронессе, и та вновь приветливо улыбнулась.
— Как ваша рана? — поинтересовалась Гвен, убирая с лица спутанную прядь — волосы выбивались из-под косынки и лезли в глаза.
— Заживает потихоньку, — отозвалась баронесса Кассия. Говорила она необычно: очень уж шипела в некоторых словах… Гвен никогда раньше не слышала шингстенского говора и теперь поняла, что он отличался от нолдийского ещё сильнее, чем бьёльнский, к которому она уже совсем привыкла.
— А должна бы не потихоньку… Может, вы всё-таки к лекарю обратитесь?
Гвен кивнула на своего наставника, который в это время готовил всё необходимое для отрезания ноги, остановки крови и заживления культи: острейшие лекарские ножи, пилу, жгут, бинты…
— Нет, не стоит. — Улыбка шингстенки стала будто бы виноватой. — Я сама справлюсь, правда. Сделаю себе мазь от боли — мне только коры ивы не хватало.
— Вы женщина, а самоуверенны как мужчина, — позволила себе заметить Гвен. — Может, не зря вы носите штаны…
Баронесса Кассия рассмеялась, и лишь тогда её наконец-то заметил лекарь. Он видимо, хотел шикнуть и призвать к тишине — смех в этом шатре, где царили боль, смерть и страдания, был крайне неуместен, — но, увидев, кто перед ним, лишь почтительно склонился.
— Пилить будете? — усмехнулась баронесса Кархаусен, пряча кору ивы в поясную сумочку из чёрной блестящей кожи. — Может, помочь?
Ни лекарь, ни Гвен ничего не успели ей сказать — она сделала пару уверенных шагов вперёд и взглянула на почерневшую ногу, причём взглянула безо всякого отвращения или испуга.
— Да уж, тут и правда только пилить… — заметила шингстенка, чуть нахмурившись. — Что вы ему дали?
— Ваша светлость, я не думаю, что… — начал лекарь, но Гвен посмела его прервать:
— Маковый отвар, — ответила она. — Он может немного ослабить боль.
— Но не до конца. Начнёте пилить — он будет вертеться, и тогда отрезать ногу будет куда сложнее. Давайте я его подержу, — предложила баронесса Кассия.
В шатре повисла тишина — слышалось лишь тяжёлое, прерывистое от тревоги дыхание раненого воина.
Лекарь смотрел на баронессу не меньше минуты, и в его взгляде сложно было прочитать что-то определённое. Он будто оценивал шингстенку: насколько она сильна, насколько ловка, чтобы справиться с мужчиной, пусть и раненым и напоённым маковым отваром? Однако Гвен понимала, что им сейчас не помешает любая помощь: людей лекарям жутко не хватало, а раненых после штурма было много… Сама она, конечно, тоже могла бы подержать воина, чтобы не дёргался и не мешал резать, но лекарю от неё всё-таки понадобится помощь несколько иного рода. А баронесса Кархаусен к тому же была воительницей, то есть наверняка превосходила по силе многих обычных женщин и, наверное, справилась бы с ослабленным мужчиной…
— А вылечить его гангрену своей магией вы не можете? — вдруг спросил лекарь тихо.
Баронесса лишь покачала головой.
— Многие переоценивают мои лекарские способности, — отозвалась она.
Тогда лекарь молча кивнул, и Кассия, почему-то снова улыбнувшись Гвен, пошла за ним к раненому.
***