Стален

Тогда я думал, что перекантуюсь тут год-другой, пока не подыщу место получше, и подам заявление по собственному, на котором главный редактор, как это было принято, поставит резолюцию «Смерть предателям!»

Но предателем я так и не стал.

Я застал закат романтической эпохи издательского дома.

Когда-то, на исходе советской власти, этот дом создавался группой молодых людей, общность которых напоминала семейную. Но в этой семье не было ни отца-хозяина, ни строгой матери – только дети, братья и сестры, выходцы из семей партийной и советской номенклатуры. Они с иронией называли себя «мальчиками и девочками из хороших семей». Завистники называли их затею «бунтом отличников».

Их предшественники из круга «золотой молодежи» фарцевали, заигрывали с диссидентами, ходили нацистскими маршами или пытались угонять самолеты, а эти люди создали сначала газету, а потом и журналы, которые были не «важным средством коммунистического воспитания», а бизнесом. В сущности, они формировали русский бизнес и его язык. Их читателями были люди богатые и те, кто хотел разбогатеть, поэтому газета и журналы долго не знали проблем с рекламой швейцарских часов, немецких лимузинов и апартаментов на бульваре Османн.

Сотрудники газеты летали на выходные в Прагу, Берлин и Париж, покупали недвижимость в Испании и на Гоа, болели за «Манчестер Юнайтед» и знали Нью-Йорк лучше, чем Москву. Они были вхожи в Кремль и Белый дом, запанибрата с министрами и на «ты» с олигархами, они прочли все обо всем на всех языках ангельских и человеческих и лучше всех понимали, что происходит и как должно быть, они были молодым и дерзким меньшинством, одолевшим ветхое большинство, они были избранниками, светочами, пророками…

Главным их врагом был пафос. Когда в самом начале карьеры я не вычеркнул из текста выражение «бездушное государство», меня не оштрафовали на пятьдесят долларов только потому, что я был новеньким. А когда внезапно умер сорокалетний Грегор Замза, все его друзья подчеркивали в некрологах, что он никогда не носил галстука – это было бы слишком пафосно. Антипафос стал их пафосом.

Пафосу противостояли ирония, юмор, цинизм во всех его проявлениях вплоть до глумления – таков был стиль новой русской журналистики.

Но воздух менялся, крупные игроки рынка – главный адресат наших изданий – мало-помалу начали понимать, что главный бизнес в России – это власть. Тиражи и реклама покатились вниз. Новую журналистику стала накрывать жизнь, где молились на товарно-денежные отношения, а жили по законам крови и спермы…

Как писал Дмитрий Тренин, Россия и русские «оказались впервые за всю историю в ситуации, когда мы можем планировать наше будущее не как важная часть или центр какой-то интегративной схемы, а как национальное государство… Не нужно отказываться от части суверенитета в пользу других стран и институтов ради интеграции в западное сообщество. У нас бы все равно это не получилось, поскольку мы не умеем подчиняться другим. Как национальное государство с глобальной контактностью мы в XXI веке сможем добиться большего, чем нам удавалось в XIX – во времена империи, или в XX – при Советском Союзе».

Западнические мечты и интеграционные надежды наших звезд рушились, хотя на самом деле это умирала наивность девяностых…

…Я и здесь устроился в привычной роли углового жильца, стараясь ни с кем особенно не сближаться. И это мне удалось без каких-либо усилий. В отличие от всех других редакций, наследовавших советский дух, здесь не было ни партий, ни фракций, ни обособленных групп, которые занимались бы интригами и втягивали в свои дела новичков. Если кто-то хотел жить «сам по себе», его не трогали.

У меня сложились хорошие отношения с коллегами по журналу, которые оказались моими читателями и поэтому закрывали глаза на мои закидоны, и дружеские – с Базаром.

Этот огромный бритоголовый парень в очках с тонкой оправой пытался, как он выражался, сохранять старомодную советскую интеллигентность.

Познакомились мы в кафе «Коколат», вывеска которого была видна из окон редакции. Наши журналисты были завсегдатаями этого заведения, где в девяностых барные стойки представляли собой аквариумы, в которых плавали обнаженные девушки, а на втором этаже собирались грузинские бандиты – Хан Базар хорошо знал эту публику.

Выпив, он рассказал о тех временах, когда работал в избирательном штабе одного кавказского политика, отвечая за связи с бандитской общественностью, без которой в тех местах невозможно «делать дела» и «решать вопросы».

– По штабу болтались поддатые люди с прозрачными полиэтиленовыми пакетами в руках, набитыми баксами в банковской упаковке… никогда больше такого не видел… Зато после этого я купил «мерина», квартиру на Соколе и дом на Новой Риге…

Когда-то он был следователем в милиции, писал диссертацию «о некоторых особенностях правоприменительной практики», потом стал журналистом, резко изменив жизнь: «Тогда было трудно оставаться ментом, не превращаясь в бандита».