Сталин

Да, Сталину партийные форумы были не нужны. Но без съезда ему не хотелось производить крупные изменения в партийном руководстве. Он знал, что съезд пройдет по его сценарию и полностью проштампует его решения. Дело зашло уже так далеко, что совесть людей была давно загнана в глухую резервацию. Партия, повторюсь, стала его орденом. Но Сталин, уверовав в свое духовное бессмертие, решил оставить наследникам материалы для долгого пережевывания - "Марксизм и вопросы языкознания", "Экономические проблемы социализма в СССР", свою речь на XIX съезде партии, два новых тома "собственных" сочинений, которые спешно готовились к изданию. Стареющий, больной "вождь" одновременно хотел, видимо, подготовить почву для устранения ряда своих многолетних соратников, которые слишком много знали и после съезда могли стать удобными "козлами отпущения".

Для политического портрета Сталина, характеристики его "наследия" XIX съезд дает немного нового, но вместе с тем немало интересного материала. Маленков в течение августа - сентября 1952 года несколько раз докладывал Сталину о подготовке к съезду: содержание Отчетного доклада о работе ЦК ВКП(б), Директивы съезда по пятому пятилетнему плану, другие документы и выступления. Сталин пролистал проекты выступлений членов Политбюро, но они его интересовали мало. Все соревновались в поисках новых эпитетов, заслуг, добродетелей, талантов "вождя". Сталин не делал письменных пометок, а при встречах с подобострастным Маленковым высказывал ему коротко замечания, звучащие как непреложные указания. Значительно большее внимание он уделил собственному выступлению. По его плану Суслов с небольшой бригадой подготовил несколько вариантов речи. Окончательную доводку выступления Сталин сделал сам.

За несколько дней до начала съезда Сталин назначил его открытие на... семь часов вечера. Собственному режиму дня он подчинил и высший форум партии. Президиум съезда был небольшим. Но появилось новшество: все члены сгрудились на левом фланге стола президиума. Сталин сел в одиночестве справа. Ни рядом, ни сзади никого не было. "Великий вождь" не хотел растворяться даже среди высших руководителей партии. Бесконечные упоминания в речах делегатов его имени прерывались бесчисленными овациями, вставаниями, скандированием. Сталин смотрел на экзальтированный психоз нормальных как будто людей, не спускавших с него глаз, полных преданности, любви и неподдельного подобострастия. Утомившись от выслушивания потока ухищренных славословий, в перерыве "вождь" уходил и подолгу не появлялся. Кажется, только в день открытия и день закрытия он был на всех заседаниях. Два-три дня не появлялся вообще. Думаю, дело тут не в здоровье. Сталину эти форумы, в которых нет борьбы, загадок, неясностей, давно стали неинтересны. Но он и не хотел других. Съезд был для него "демократическим" обрамлением его единовластия. Да к тому же мало осталось в живых членов ЦК, избранных на XVIII съезде. Нужно было пополнить состав Центрального Комитета. Ведь иногда приходилось кое-что штамповать... Роль "вождя" в обществе была такой, что весь съезд ничего не значил по сравнению с глодавшей всех мыслью: будет ли выступать Сталин?

В общественном сознании Сталин уже давно превратился в живой миф средоточие мудрости всех земных благостей и провидчества. Всеобщее ослепление было столь велико, что любое обычное слово, мысль, идея, принадлежащие Сталину, как-то подсознательно облекались в форму, наполненную особым, оригинальным, неповторимым смыслом. Люди уже не видели, что обычные банальности, простенькие положения, часто плохо увязанные с реалиями жизни, принимаются ими чуть ли не за божественные откровения.

Делегаты до последнего дня не были уверены: скажет ли что-либо им "вождь"? На заключительном заседании, когда все увидели, что Сталин поднялся из-за стола президиума и медленно пошел по ковровой дорожке к трибуне, зал стоя устроил ему долгую овацию. Он вновь предстал перед ними не в военной, а в "партийной" форме, лишь с одной Звездой Героя, умело поддерживая в сознании людей образ "скромного" лидера. Речь его была короткой. Пожалуй, аплодисменты, которыми она прерывалась, заняли больше времени. Сталин ни слова (!) не сказал о внутренних делах страны, партии, отметив, однако, что ныне с образованием народно-демократических стран, как он выразился, новых "ударных бригад", нашей "партии легче стало бороться, да и работа пошла веселее".