Сталин

«За время своей скромной деятельности в Исполнительном комитете Сталин производил впечатление серого пятна, иногда маячившего тускло и бесследно», — записывает в своих воспоминаниях Суханов.

VI

Медленно движется поезд Финляндской железной дороги. Ленин задумчив. Он знает, что на том пути, который он выбрал, отступления нет. Или-или. Или победа, или полное поражение и смерть, не только его, но и его партии и его идей. Настал решающий момент, когда мечты и думы всей его жизни должны быть поставлены под проверку живой истории. Он крепко сжимает зубы. Решение принято. Отступления нет. Сегодня еще начинается борьба.

Рядом с ним бледный, дрожащий Зиновьев.

— Что будет, что будет? — шепчет он про себя.

Еще в Швеции им сказали, что их, вероятно, арестуют тотчас же по, приезде. Но только ли арестуют? В дни революции все страсти возбуждены. А они проехали через Германию, о них могут сказать, что они немецкие шпионы…

Зиновьев с удовольствием выпрыгнул бы из этого поезда, поехал бы один, незаметно. Там можно укрыться, переждать у кого-нибудь из друзей, осмотреться. Бог с ней, с политической карьерой. Жизнь дороже. Но поезд идет — и нет мужества скрыться из-под сурового ленинского взгляда, который как будто читает, что происходит в зиновьевской душе.

В окно на мелькающие домики и деревья смотрит Крупская. Ее мало интересует сейчас, что будет. Она привыкла уже ко всему. Она не думает сейчас о политике, о делах. Она переживает радостную минуту встречи с родиной. Ведь это же уже Россия, родная страна, русские березы, русские лица, русская речь! Все такое милое, родное, незабываемое. У нее на глазах слезы.

…Перед финляндской границей их встретили сестрорецкие рабочие и питерские большевики. Во главе — Каменев и Сталин.

Рабочие вносят Ленина на плечах на вокзал, просят сказать речь. Он отмахивается, кидает несколько приветственных слов. Ему не до речей. Ему хочется только знать, что делается в Питере. Но прежде всего он набрасывается на Каменева. Он знает уже, а еще больше чувствует его дела.

— Что вы там натворили в «Правде»?.. Что у вас пишется! Мы здорово вас ругали… Что за линия! Позор… Соглашательство.

Каменев виляет, как провинившаяся собака. Пытается улыбаться. Все объяснится, все уладится. Но Ленин забыл уж его. Обратился к Сталину. Деловито расспрашивает о положении в Петрограде, в стране. Сталин так же деловито отвечает. Его не смущают упреки Ленина. Ну что ж… если они ошиблись, неправы — Ленин приехал, выправит. Сталин доволен — и в первый раз за все дни революции чувствует себя уверенно. Нет, человек, который говорит так твердо и ясно, как Ленин, не может ошибаться. Он знает, чего он хочет. В Сталине опять просыпается доверие к вождю — и он готов уже стать рядом с ним.

Зиновьев и Каменев забираются в соседнее купе для интимного разговора. Настойчиво расспрашивает Зиновьев:

— Так вы уверены, что нас не арестуют?

Каменев успокаивает. Лицо Зиновьева разглаживается, принимает обычное наглое выражение. Он опять готов плести сеть привычных интриг. Поезд не успел подойти к Петрограду, как Зиновьев отрекся от Ленина.

…Финляндский вокзал. Почетный караул, музыка. Молоденький флотский офицер из делающих карьеру на революции произносит приветственную речь. Заканчивает надеждой, что Ленин вступит в состав Временного правительства. Ленин, в мятом пальтишке, в круглой шляпе, съехавшей немного набок, с огромным букетом красных цветов, который ему кто-то всунул и который он, не зная, что делать, плотно, как ребенка, прижимает к груди, молчит. Немного только улыбается, но лицо дергается. Ему не до приветствий.

Бывшие императорские комнаты. Депутация Советов. Чхеидзе говорит речь. Выражает надежду на дружную совместную работу. Ленин уже хмурится. Отвечает коротко и резко, обращаясь не к Чхеидзе, но к сгрудившимся тут матросам и рабочим. Ответ ясный:

— Да здравствует социалистическая революция!

Борьба началась.

Дальше толпа — из неизвестных людей, которых он никогда в своей жизни не видал, — но толпа близкая, своя. Мускулистые руки подымают крепкое маленькое тело, несут, как знамя, над тысячами голов. Дальше броневик, речи, медленная и торжественная процессия в ослепительном свете прожекторов, дворец Кшесинской, нарядные комнаты, серая толпа его большевиков, напряженно, с особенным ожиданием, смотрит на него. Опять приветствия, нудные, ненужные, — и вдруг он властно их обрывает и начинает двухчасовую речь, в которой рассказывает о всем, что передумал, к чему пришел, ожидая этого момента за свою долгую жизнь.

И выводы:

— Долой войну! Полный разрыв с международным капиталом. Пропаганда этого в массах. Братание на фронте.

— Никакой поддержки Временному правительству. Вся власть Советам! Через них — к революционной диктатуре.

— Земля народу! Конфискация всех помещичьих земель. Национализация земли.

— Банки из рук капиталистов. Единый общенациональный банк под контролем революционной власти.

— Контроль над производством и распределением продуктов.

— Долой постоянную армию! Долой чиновников!

— Не социал-демократия, а коммунизм.